Театр семейных действий (сборник). Галина Климова
готовое уйти из-под ног межвагонное пространство, глухое ко всему, что не было скрежещущим шумом, железным грохотом или тормозным ударом. Он поддал ей ногой в зад, и она осела на дергающийся узкий мостик сцепления. Костян толкнул дверь в соседний вагон, – заперта. Он высунул голову в тамбур и, длинно сплевывая, процедил:
– У нас любовь… по согласию. А вы на атасе!
Одной рукой он схватил девочку в охапку, поднял с пола, сильно встряхнул и прижал к запертой двери, а сам тяжело налег сверху, всей мстительной массой распалившегося злого тела.
– Урод, говоришь? Урод?
И крик электрички, так похожий на женский крик, располосовал ее горло.
Скрипка потеряла голос. Насквозь треснула верхняя дека.
Боль была одна на двоих. Девочка знала это всем своим беззвучным существом.
Футляр – на обратном пути – вдруг стал легче легкого. Наступила пустота, непрерывно диктовавшая черную паузу – фигуру умолчания.
Она не помнила, какие кругаля выписывал троллейбус по Садовому кольцу, не помнила, что профессор предложил ей заниматься с ним хотя бы полгода. Надо бы исправить левую руку: играть только гаммы, упражнения, этюды и два раза в неделю ездить на занятия в Москву.
– У вас есть нерв, девочка! Ваша игровая манера меня захватила, это немало.
Когда через несколько дней она открыла футляр, – скрипки там не было, как и в ней самой не было музыки.
После смерти Юры, такой внезапной – всего несколько задохнувшихся мгновений, – появился страх темных окон. Подъезжая к дому, по многолетней привычке Тася поднимала глаза на уровень пятого этажа и безошибочно натыкалась на черные глазницы своей квартиры. В темень не хотелось. Там все было в беспросветно прошедшем времени. Она совсем разучилась засыпать. Закрывая глаза, как бы впускала в себя эту мертвецкую темень, агрессивно обживавшую ее жалкое полужизненное пространство. Схватка начиналась глубокой ночью, когда железно включался бесшумный мотор бессонницы, и оставалось только выть, вопить и пить.
Юры не было нигде.
Ушёл,
как последний мартовский снег:
на земле – проталины,
на солнце – свежие пятна.
Живой воды принявший разбег,
ударясь в бега, не свернул обратно.
Какими вратами,
в какое царство,
ушёл без запинки.
Кончен завод.
Успел мне в мензурку налить лекарство.
Полночь. Куранты.
А сердце не бьёт.
Но как обнадежил теплом и весной!
И стал мне понятен твой лиственный почерк,
взрывной, многожильный, в потугах почек,
и я – крайней веткою в зелени строчек,
ближайшей,
и ты не простился со мной.
Врач из клиники неврозов посоветовал адаптироваться к ситуации, выписал антидепрессанты и снотворные. И еще сказал:
– Когда начнете спать, попробуйте записывать сны. Не все, конечно. И безо