Свет женщины. Ромен Гари
мы приехали на улицу Сен-Луи-анЛиль, уже стемнело. Я поднялся по лестнице и позвонил. Зря я отпустил такси: мог бы навестить сеньора Гальбу, который тоже ждал меня. Я уже собирался уходить, когда дверь открылась. При виде меня она изобразила насмешливое удивление, как будто еще нужно было что-то изображать.
– В чем, собственно, дело? Хотелось бы поточнее. Инстинкт охотника? Так вы не там ищете, если вообще стоит где-либо искать… Здесь вы не найдете ничего. Даже спасательного круга…
Я вошел, обнял ее. Ее ногти впились мне в затылок. Она рыдала. Не из-за меня, не из-за себя. Из-за того, чего каждый из нас лишился. Это был всего лишь момент взаимопомощи. Нам обоим нужно было забыться, переждать какое-то время, чтобы потом нести дальше свой груз пустоты. Нам предстояло пересечь эту пустыню, где сброшенная одежда, каждая вещь, что падает на пол, разъединяет, отдаляет, ожесточает, где взгляды избегают друг друга, боясь заметить наготу – не только телесную, но и ту, где безмолвие прячет свои камни. Два заблудившихся существа, которые поддерживают друг друга каждый своим одиночеством, и жизнь терпеливо выжидает, когда это кончится. Отчаявшаяся нежность, которая, в сущности, только потребность в нежности. Иногда мы искали друг друга взглядом в полумраке, чтобы преодолеть неловкость. Фотография маленькой девочки на ночном столике. Фотография маленькой девочки, которая смеется, – на камине. Портрет, нарисованный, вероятно, по памяти – линии неуверенные, неловкие. То, что было у нас общего, принадлежало другим, но объединяло нас на время этого бунта, этой краткой битвы против несчастья. Это было не между нами. Но между нами и несчастьем. Отказ ложиться под колеса, отрицание смирения. Я чувствовал ее слезы на своих щеках. Сам я никогда не плакал, и она своими слезами доставляла мне некоторое облегчение. Как только она опомнилась, почувствовав то ли сожаление, то ли угрызения совести, смятение, неловкость, вину, не знаю что, она поднялась, накинула пеньюар, села в кресло и вся съежилась, подтянув колени к подбородку. Еще ни одна женщина не смотрела на меня с такой неприязнью.
– Пожалуйста, уходите…
– Все… сейчас.
Мои вещи валялись на ковре, я стал собирать их.
– Не понимаю, почему я это сделала…
– Маленькое самоубийство, – сказал я.
Она попыталась улыбнуться:
– Да, наверное. Не сердитесь. Бывают моменты…
– Слишком много всего, в особенности того, что можно назвать ничем. Мы могли бы еще немного побыть вместе.
– У меня нет никакого желания быть счастливой.
– Кто говорит о счастье, Лидия? Но вот взаимная поддержка…
– Вы прекрасно видели, что я… ни на что не гожусь.
– Конечно, если делать это как с седьмого этажа бросаться…
– Не будьте так строги…
– Да что вы!
Я засунул галстук в карман. Так мерзко, когда после этого начинают завязывать галстук.
– Когда это случилось?
– Полгода назад. Но никак не