Мнимая беспечность. Найо Марш
на нее, и руки у нее опустились. – О чем это ты? Я принял приглашение, столь любезно представленное нам очаровательной женщиной. Причем тут какая-то каша, скажи на милость? – Аннелида не ответила, и он продолжил: – Нет, тут, конечно, следует решить несколько проблем. К примеру, я понятия не имею, в каких нарядах сегодня принято выходить в свет на коктейльные вечеринки. В мое время я надел бы…
– Наряды тут не причем.
– Разве? В любом случае надеюсь, ты просветишь меня на эту тему.
– Я уже сказала Ричарду, что не смогу прийти.
– Глупости, дорогая, – заметил Октавиус. – Ну, разумеется, мы пойдем. Что тебя беспокоит? Не понимаю.
– Трудно объяснить, дядюшка. Дело в том… Ну, отчасти в том, что я в театральном мире занимаю нижнюю ступеньку. Что я в нем всего лишь жалкая пылинка под колесами сверкающей колесницы мисс Б. Я все равно что капрал, случайно оказавшийся на празднике высших офицерских чинов.
– А вот это, – покраснев от возмущения, сказал Октавиус, – фальшивая, на мой взгляд, притянутая за уши аналогия. Ты уж прости, Нелли, за эти слова. И еще, дорогая, когда хочешь процитировать что-то, лучше брать из надежных источников. В дни моей молодости настоящим бичом светских салонов была индийская любовная лирика.
– Извини.
– Было бы крайне неприлично отказаться от столь любезного приглашения, – не унимался Октавиус, все больше походя при этом на избалованного непослушного ребенка. – И я хочу его принять. Да что с тобой такое, Аннелида?
– Дело в том, – уже в полном отчаянии выпалила девушка, – что я не совсем понимаю, как следует держать себя с Ричардом Дейкерсом.
Октавиус смотрел на нее с таким видом, словно до него только что дошло.
– Стало быть, – угрюмо произнес он, – этот Дейкерс пытается за тобой приударить. Просто удивительно, как я не замечал прежде. И он тебе совершенно не нравится, так?
Тут, к его разочарованию, Аннелида едва не расплакалась.
– Нет! – воскликнула она. – Нет! Ничего подобного… правда. То есть я хотела сказать, хотела сказать, что я не понимаю… – Она беспомощно смотрела на Октавиуса. А дядя, как она чувствовала, находился на грани нервного срыва, что случалось с ним крайне редко. Мисс Беллами уязвила его самолюбие. Как он крутился и пыжился перед ней, распустил перья! Аннелида очень любила дядю, и ей стало его жалко.
– Не обращай внимания, – сказала она. – Тут и говорить-то не о чем. И прости, дорогой, если я испортила тебе настроение. Теперь не захочешь идти на эту чудесную вечеринку.
– Да, я расстроен, – сердито отозвался Октавиус. – Но на вечеринку пойду.
– И иди. Я повяжу тебе галстук, будешь у меня настоящим красавцем.
– Вот что, дорогая, – заметил Октавиус, – это ты будешь у меня настоящей красавицей. Это же радость для меня – вывести тебя в свет. Я буду тобой страшно гордиться.
– О, черт! – воскликнула Аннелида. Бросилась к дяде, крепко обняла его. Он смутился и несколько раз легонько похлопал