О рыцарях и лжецах. Татьяна Веденская
время даже занимался сыроедением и нас с Вовкой пытался привлечь. Вы не представляете, какая это тоска – сыроедение. Только в теории все красиво, а на деле – замучаешься жевать все эти орехи и сельдерей. И все равно будешь голодным. Так что, я могу идти? И меня не пристрелят при выходе?
– Ну уж вы перегибаете, – оскорбился следователь.
– У меня, знаете ли, до сих пор все болит. Даже запястья – от этих ваших наручников. Не представляю даже, чего эти извращенцы находят во всех этих игрушках. Ладно – больно и унизительно, это еще куда ни шло. Но ведь дико неудобно двигаться с этими штуками, когда руки за спиной. Как какая-то корова, ни повернуться, ни обернуться, ни присесть, и баланс держать неудобно.
– Может, они тренируются? – пробормотал Максим Батькович после долгой паузы.
– Кто тренируется? – переспросила я.
– Ну… эти… извращенцы, – пояснил следователь, и мы оба хором замолчали, а затем засмеялись.
Через десять минут я вдыхала холодный влажный воздух улицы. Через двадцать минут я выходила, точнее, выбегала, как сумасшедшая при пожаре, из полицейской машины около собственного подъезда. Я открыла дверь в подъезд своими ключами – это было единственное, что мне вернули. Сумку, деньги, кошелек, даже телефон – все забрали на экспертизу, выискивать следы наркотиков или чего-нибудь еще. Как сказал Вениамин, «от свидетеля до обвиняемого всего один лист экспертного заключения». Я знала, ничего не кончилось, я понимала это. Все только начиналось, но мне было наплевать. Все, чего я хотела сейчас, – это обнять детей. Никогда не оценишь свободу лучше, чем когда ты ее временно потеряла. Я позвонила в дверь Майи на тринадцатом этаже, но там никто не отвечал. Я в три шага преодолела четыре лестничных пролета и подлетела к моей собственной двери на пятнадцатом этаже. Но не успела я ее открыть, как она распахнулась мне навстречу. В проеме стояла моя Майка – полная решимости уничтожить меня на корню.
– Ты издеваешься, да? – набросилась на меня с кулаками Майя. Это было даже забавно. Такая крошечная пчелка, нежная, как альпийский шоколад, и вдруг с кулаками. Но ведь ее можно понять! Остаться на весь Новый год с двумя соседскими детьми, когда младшей девочке Васе всего три месяца! Да такого в страшном сне не увидишь!
– Все живы? Все целы? Почему тихо? Почему никто не орет благим матом? – спросила я, влетая в свой дом, как смерч. Тишина никогда не была хорошим знаком. Василиса – девочка спокойная, если рядом мама и еда имеется в достаточном количестве. Ни того, ни другого у Майи в наличии не имелось. Как ястреб, я влетела в кухню – никого. Как коршун, я понеслась в Вовкину спальню, откуда мне навстречу вышла тяжелая артиллерия. Моя сестра Фаина с моей дочерью на руках. Я выдохнула. Все живы. Фая здесь – это плохо. Она должна была улететь в солнечный Таиланд сразу после Нового года. Не то чтобы Файка любила юга, пляжи и всю эту солнечную негу. Программисты – как и вампиры – лучше всего выживают в набитых консервами подвалах. Они живут в Интернетах. Они питаются терабайтами информации. Но