Не исчезай. Женя Крейн
фотографиях. Но в ранних изданиях на портретах – лицо юноши, почти мальчика, с вьющимся чубом. Чем-то он напоминает Есенина. Задумчивые глаза, устремленные – нет, не вдаль, на читателя.
Жена его, Элинор, подобно матери поэта, болезненная, подверженная депрессиям женщина. Был ли он счастлив с ней? Каким был? Кем он был? Романтическим поэтом? Подобно отцу, упрямым, настойчивым, несговорчивым самодуром? Меж строк стихов сквозит лишь медленная мысль фермера-философа, отнюдь не романтика… Сдержанность человека Новой Англии. Зажатость, затаенность. Где эротизм, страсть? Где желание, вожделение? Где жизнь?
3
Представляется, что где-нибудь сохранилась ветхая тетрадь в твердом, взлохмаченном на углах переплете. Неизданные строчки. Пестрящие помарками, изжелта-серые бумажные листы. Рука поэта-фермера – корявые, неторопливые знаки, въевшиеся в страницы, застывшие во времени. Ненайденные. Утраченные, просочившиеся сквозь плотные археологические сита архивных крыс. Найти и отобрать у времени, если не у вечности. Вытащить из неизвестности свое имя. Вписать в историю.
По ночам, под утро, к ней приходят образы из чужой жизни. Туманный берег залива Сан-Франциско, крохотная фигурка на берегу, странное существо – ребенок, гном? Всплески набегающих волн, резкие крики чаек, взмахи руки человека, плывущего к горизонту; его голова – поплавок: вверх-вниз по волнам.
Женщина, выбравшая себе в любовники поэта. Воображаемые любовники! Могла бы подобрать кого-нибудь получше – кто бы ей помешал? Ричард Гир, Джордж Клуни, пожалуй, староваты, но Том Круз? Джонни Депп? Брэд Питт? Если уж говорить о поэтах, то Блок, Лермонтов, наконец, тоже были хороши собой!
Был ли он ей любовником? Впрочем, применимо ли это тяжеловатое и, пожалуй, устаревшее слово? Чем определить характер интимной связи? Чувствами? Каков перечень: коитус, «простые движения», поцелуи, объятия, семяизвержение, прочая влага? Пот ласк, слова, признания, чувства, встречи… все, вместе взятое? Для Любы оказалось достаточно самой атмосферы интимной, душевной близости, доверительности, секретности тайных встреч… Замалчивания. Любовь? Связь по общему умолчанию. Старомодность, романтичность – оторванность от реальной, динамичной жизни поколения. Не роптала, когда на горизонте судьбы стал маячить образ Роберта Фроста, умершего 29 января 1963 года в возрасте восьмидесяти девяти лет, в тот самый день, когда L исполнилось два годика. Накануне, 28 января, газета «Правда» опубликовала «признание», а следом уже «заявление» Шостаковича на коллегии Министерства культуры РСФСР: «…сейчас снижена требовательность к произведениям искусства и поощряется дурной вкус. Важно избавиться от плаксивых песенок». Впрочем, Фросту вряд ли подходит определение «плаксивого поэта». Согласна была на все. Почти на все.
…Позволить ему проникнуть в реальность, пробраться сквозь пелену сновидений, проскользнуть между явью и сном, когда – в предутренние часы – просыпаются все страхи, волнения; подспудные, подавляемые мысли – незваные, нежеланные