Не исчезай. Женя Крейн
Суметь, не пропустить, пока не съела система, не окастратила смерть зубастая… Или, как думаешь, она вправду старая, беззубая, безглазая, с косой? Или, может, молодая, красивая?.. Но без сердца. Ха! Смерть без сердца! Где ж ей его взять?
Мечтал о золотой флейте, поющей нежным голосом. Занимаясь любовью, скрипел зубами, прикрывал глаза прозрачными веками. Тени от ресниц трепетно ложились на тончайшую, усталую кожу подглазий. Осязал красоту сердцем музыканта. Тонкости хотел, изящества в жизни. Все вокруг ненавидел. Умер молодым, от страшной болезни. Стал прозрачен лицом, голубел в мир невинными, словно бы детскими глазами. Срывая с куста свежий клейкий лист, делился:
– Может, надо травой, листьями питаться? Не могу уже есть человеческую вашу пищу.
2
Она думает о времени. Иллюзорности жизни, ее мимолетности. Прошедшее, ушедшее – не исчезает. Ждет своего момента. Сопровождает ее. По крайней мере, пока существует, вспоминает. Исчезнет ли вместе с ней?
Если время – категория условная, понятие возраста тоже условно. Она не ощущает своих лет, только лишь усталость. Эмоциональное взросление или старость у одних наступает в раннем возрасте, другие остаются детьми, подростками, как бы жизнь их ни испытывала.
Ощущение течения времени дано немногим. Можно ли между временем и окончанием времени (смертью) поставить знак равенства? Отдаться старости, последнему акту совокупления со временем, без борьбы, заранее приняв условия заведомо проигранной игры?
Вечность, время… Любовь. Поскольку вечность, любовь, время – три составляющие, не поддающиеся определению. Тщетность усилий уместить в рамки одной человеческой жизни. В рамки романа.
Так думает она, создавая историю, сплетая нити романа. Тем не менее в этом повествовании, где время играет свою роль, речь пойдет о любви. В который раз: желание любви, надежда на любовь, стремление к ней. Тривиально?
Любовь – всего лишь попытка воплощения чувства. Не дать ей определение, но ощутить, отвоевать у природы, судьбы – пусть мимолетный – момент счастливого совпадения с чужой жизнью.
3
Итак, Аппалачские горы, национальный парк; долгий путь вверх: извилистый серпантин дорог, снегопады, туман. Заснеженные вершины. Лоси, олени, сосновые леса.
Однажды было так. Горы, потоки. В прошлой жизни, в другой стране. Город назывался Сухуми. Море плескалось, солнце светило. Над морем – горы. В горах – обезьяний заповедник. Добирались по извилистым дорогам, хватались за сиденье, друг за друга – так трясло. Но страха не было. Молодость жаждала приключений. Горный поток, подвесная дорога, обезьяны на воле. Старый, бородатый альфа-самец выбирал себе самок. Молодой и резвый, побаиваясь его, потихоньку утаскивал в кусты самочек попроще. Она смеялась – тоже боялась; сама была самкой, ее тоже таскали в кусты. Удивилась: на склоне горы трапеция – памятник обезьяне.
Здесь каждая гора тоже имеет свое имя. Она старательно пытается запомнить эти имена. Причуды возраста. Гора Кэннон, гора Вашингтон. В брошюре написано: «В Северный Конвей, город лыжников, туристов,