Сиреневый бульвар. Московский роман. Владимир Шмелев
и не почувствуют. В своей беде человек всегда одинок.
«Они также ко мне безразличны и равнодушны, как и чужие люди. Может быть, я ошибаюсь и думаю так от безысходности».
В словах, во взгляде, в мыслях жила с обидой на дочь, зятя и даже на внучку.
«Болезнь ставит человека на колени. Говорят, не сдавайся. Какой там? Тогда забывается многое, то, что мы не любили, ненавидели, сейчас все равно уже не могу испытывать никаких чувств. Болячка обобрала всё» – продолжала думать Анна Николаевна.
«Что же случилось, почему так, словно внутри что-то растаяло, чего-то не стало, какого-то балласта, что держал на плаву, вроде лишилась земного притяжения, потеряла в сознании какую-то главную мысль, на которой держалась вся жизнь. Сяду птицей на эти встревоженные ветки, и ветер унесет меня».
Рядом лежал маленький песик Степа, любимец Лизы. В последнее время он не отходил от Анны Николаевны, ласковый, теплый комочек теребил лапкой ее руку, просил гладить. Лаская его, успокаивалась и засыпала в тревожной дреме.
Лиза, волнуясь, спрашивала:
– Почему бабушка не выходит ей почитать и почему теперь мама водит ее в детский сад.
Лиза тихо звала Степу играть с ней в игрушки. Когда бабушка замирала, пес скреб в дверь, ему открывали.
Анна Николаевна с нетерпением ждала весну она любила ее, особенно первую нежную пахучую листву, когда только-только проклевывались набухшие почки. Мелкой зеленью, за одну теплую ночь одевались все деревья и кусты.
Временами ей казалось, что весна никогда не придет. Ожидание было таким тягостным. Снег, почерневший от грязи, пыли и копоти города подтаявший на солнце, осел плотной обледенелой коркой, покрыл землю, словно панцирем, не давая возможности открыться и вздохнуть. Хотелось увидеть после зимы свет, почувствовать первое тепло, свежий весенний, вольный ветер перемен, что принесет стремительно и неотвратимо дух неповторимой природной силы, вездесущей и неистребимой, торжествующей и священной.
Земля, вся природа уставшая, как и люди, тяготились зимой, холодом и длинными ночами. Темень не хотела уступать вероломно похищенного времени дня, что был полон решимости вернуть утраченное. Так хотелось, наконец, встретить ту невесомую, летящую, всю в зеленом и голубом, прозрачную красоту, что придет непременно по закону природы с дождями и грозами. Весна, отражающаяся в каждом блике солнечных лучей на всем, куда они падут. В каждой капле дождя, что вдруг заиграют, как драгоценные алмазы всеми цветами радуги.
Весна, отражающаяся в глазах людей, их душах, обнадеживала. Утром проснувшись, из окна увидев все зеленым и пахучим, клейко-нежным, она ощутила давно утраченную радость от мысли, что с природой сама возрождается для новой жизни, о которой вдруг возвестил далекий церковный колокол. Она и раньше слышала его днем, ночью, в дни больших праздников Рождества и Пасхи. И с разочарованием думала, как все это далеко от меня. Почему это мне было не дано? Неужели только годы атеизма сделали меня сомневающейся? Душа, я думала о ней редко,