Чао, Вьетнам. Эльдар Саттаров

      «Представь себе, что тебя бы там схватили и отвезли в Сюртэ[7]», – не унимался Рене. Представлять, честно говоря, неохота. «Если тебя забрали в Сюртэ, тебе капут», как любит говаривать дядя Нам, и он прав, тут уж ничего не попишешь. Когда человека привозят в известное желтое здание с наглухо закрытыми ставнями, что в паре кварталов от Нотр-Дам, его уже, как правило, больше никто никогда не видит. Человек после этого либо пропадает в тигриных клетках острова Пуло-Кондор[8], либо его просто убивают без суда и следствия там же, в застенках желтого здания с наглухо закрытыми ставнями. Отчаявшиеся родственники могут потом годами его искать, а им в ответ, пожимая плечами, твердят одно и то же: отпустили, мол, после допроса на все четыре стороны, а куда он направился, это уж не наша забота.

      Рене хочет стать партизанским командиром, мне же всегда хотелось стать таким, как товарищ Ань. Многие из нас тогда мечтали походить на товарища Аня. Это был однокурсник моего отца, который, изучая право в Париже, превратился за годы учебы в убежденного анархиста. Вместе со своим другом Тхе, еще одним товарищем из французской компартии, Ай Куоком, по прозвищу Хошимин, и двумя Фанами, парижскими интеллектуалами старой закалки, они в свое время поклялись стать Пятью Драконами будущей вьетнамской революции. Потом Хошимина и Аня выслали из Франции за подрывную деятельность. Первый по поддельным документам уехал через Берлин в Москву – постигать революционную науку, чтобы со временем стать профессиональным вождем кадровой партии. Второй же отправился в долгие пешие странствия по Италии, откуда и прибыл домой, в Сайгон, на палубе одного из торговых кораблей. Здесь он начал издавать на французском языке либертарную газету «Надтреснутый колокол». Его друг Тхе остался в Париже и стал активистом Межколониального союза, боровшегося за права коренных жителей всех колоний Франции.

      В первый раз я увидел товарища Аня[9] в кинотеатре сидящим в первом ряду на показе «Огней большого города» Шарло[10]. Тогда это был длинноволосый денди, одетый по последней парижской моде. Позади него сидели два офицера французской морской пехоты, капитан и лейтенант. В какой-то момент лейтенант схватился за спинку его стула, сильно ее потряс и громко сказал ему:

      – Ты мешаешь мне смотреть, не видишь, что ли?

      На что Ань со своей рафинированной восточной учтивостью ответил:

      – Я не привык, чтобы со мной разговаривали подобным тоном. Если бы вы попросили меня вежливо, я был бы только рад подвинуться, чтобы вам лучше было видно экран.

      – Ну так встань и подвинь свой чертов стул.

      Ань, помедлив, ответил вопросом:

      – Ты все-таки нарываешься на неприятности, морячок?