Зеркало и чаша. Елизавета Дворецкая
твоя, княгиня, – сумрачно, стараясь не терять достоинства, ответил ей Здравен. – Коли белый конь черного коня победил, значит, победа за тобой будет.
Избрана нашла взглядом Халльварда и кивнула. Варяг подошел и подал ей резной посох верховного жреца. Придерживая тяжелый дубовый посох в стоячем положении, Избрана наклонила его верхний конец в сторону Здравена.
– Возьми! – коротко приказала она.
Здравен в недоумении оглянулся на двух других жрецов, но они отвели глаза. Верховного жреца всегда выбирало само святилище, а потом проводились обряды, чтобы узнать, не противоречит ли выбор воле богов. Никогда еще не было такого, чтобы верховного жреца назначал князь. Но спорить с княгиней сейчас казалось так же глупо и опасно, как идти по реке против ледохода.
Нерешительно приблизившись, Здравен еле-еле посмел прикоснуться к навершию посоха. Но ничего не случилось – гром не грянул, молния не пала с небес. Посох не вспыхнул, когда Здравен его взял, и нижний его конец не прирос к дубовым плахам пола. Кмети закричали, сначала неуверенно, потом дружно и радостно, приветствуя нового верховного жреца. Здравен отошел с посохом, бледный, вытирая холодный пот со лба, и совсем не радовался своему неожиданному возвышению.
Устав за этот длинный день, Избрана хотела бы подняться в горницы пораньше, но сидела на пиру до глубокой ночи, зная, что так надо. Когда дружина осознает, что произошло, многие испугаются гнева богов. И совершенно необходимо, чтобы она, княгиня, была на виду и своей уверенностью прогоняла страх. Сегодня она сделала то, на что никто из них никогда бы не решился, и даже Секач поглядывает на нее со смутным тревожным уважением. Он понял не только то, что она взяла на себя смелость сменить верховного жреца. Он заметил, с какой бестрепетной готовностью варяги Хедина выполнили даже такой рискованный приказ. Собственные дружины смоленских бояр были далеко, а варяги – вот они. И если тебя так же быстро и решительно обезглавят по приказу княгини, то хоть разбей ее потом гром небесный, тебя все дальнейшее уже не будет касаться.
Но вот наконец крики утихли, кмети частью разбрелись по дружинным избам, частью заснули прямо за столами. Избрана поднялась к себе. Горничные девушки готовили постель, двигаясь с преувеличенным проворством и старательностью. Нянька что-то бормотала себе под нос, но Избрана не прислушивалась – вот уже двадцать лет как мнение няньки было ей безразлично.
Отослав всех прочь, Избрана немного посидела на лежанке, потом поднялась и достала из сундука зеркало, заботливо завернутое в кусок полотна. Ее мучило тревожное, недоверчивое любопытство. А вдруг Громан сказал правду – о том, что касается зеркала. Ведь и когда она сама смотрела в него, ей вспомнился Зимобор, о котором она в последние месяцы совсем не вспоминала. А в зеркале он был виден так ясно, как живой! Может быть, это блюдо и впрямь самовидное? И в нем можно увидеть… «Я тебе покажу, как он вернется…» Но уж это никак не может быть правдой! Вспомнив предсказания жреца, Избрана твердо решила ему не верить,