Убийство в Звонигорске. Сергей Васильевич Ковальчук
пристального внимания западных спецслужб, так как Конгрессом США было инициировано расследование в отношении богатейших россиян. Поэтому хранить в них «нажитое непосильным трудом» стало опасно.
А летом этого года в России были приняты поправки в закон «О банкротстве», согласно которым нерадивый собственник обанкротившейся компании отвечал по ее неисполненным перед кредиторами обязательствам всем своим личным имуществом.
Долгов же у «Аксерос-групп» Мягкова накопилось на многие миллиарды рублей. И перед контрагентами, и перед налоговой, и перед собственным многотысячным трудовым коллективом.
И Онуфрий Мягков оказался в очень непростой ситуации. Что называется, между молотом и наковальней. Большую часть принадлежавшего ему состояния он успел вывести за рубеж, но недвижимость стоимостью в сотни миллионов долларов продолжала «висеть» на нем и его родственниках, которые, в случае банкротства, по новым поправкам, тоже отвечали бы по долгам холдинга вместе с ним.
Продать сотни гектаров земли в Подмосковье, а также бизнес-центры, дома и квартиры быстро и за их реальную стоимость было невозможно. Именно поэтому Геннадий, будучи преданным олигарху и, что немаловажно, неженатым, оказался в числе нескольких счастливчиков, на которых эта недвижимость была экстренно переоформлена. Путем притворной купли-продажи.
Как мне рассказывал сам Армавирский, десять процентов Мягков отдал ему за «услуги по хранению». И вот теперь свою недвижимость Онуфрий требовал переписать на другого. Досадно, знаете ли…
– Насколько я помню, – задумчиво проговорил я, – ты рассказывал, что для того, чтобы не платить подоходный налог с ее продажи, недвижимость должна находиться в твоей собственности не менее пяти лет?
– Этот вопрос для него не преграда, – вяло отмахнулся мой друг.
Я потянулся к своей предусмотрительно захваченной сумке и достал из нее несколько листов чистой бумаги и ручку.
– Не волнуйся. Сейчас мы с тобой аккуратненько все разложим по полочкам.
– Я думаю, что мой секретарь, Шерягин, приставлен ко мне Мягковым, чтобы меня контролировать, – серьезно сказал Геннадий. – А сейчас, после очередного отказа Кати, я стал укрепляться в мысли, что единственная причина, по которой она сюда ездит – наблюдение за мной и получение информации.
– А у тебя я вижу мания преследования, – в шутку произнес я. – Надеюсь, меня ты в этом не подозреваешь?
– Тебя нет, – отмахнулся Армавирский, – но последнее время у меня такое ощущение, что за мной кто-то следит. Или негласно охраняет, что тоже возможно. Я ведь до сих пор Мягкову повода усомниться в своей лояльности не давал. – Он снова плеснул себе виски. – А ты представь, что будет, если со мной, не дай Бог, что-нибудь случится? Моим наследникам-то он не предъявит, что мое нынешнее состояние – фикция. – Гена выпил виски и бросил в рот несколько орешков. – Но я подозреваю другое. Что это вовсе никакая не охрана, а, возможно, кто-то заинтересован меня убрать.
Я изумленно вытаращился на друга:
– Убрать?