Под кровом Всевышнего. О трудах и радостях семейной жизни. Воспоминания. Наталия Соколова

      Но молчать, имея ответ, – дело трудное. Молчание показывало, что мы или не знаем, что сказать в свое оправдание, или слов не подберем для выражения своих мыслей, или просто мы упрямы и глупы. Представляться такими – это подвиг юродства, а легко ли взять его на себя тем, кто привык к похвале и любит, чтобы все им восторгались? У меня, как и у Сережи, была детская гордость, побороть которую было очень трудно. В такие моменты, когда на нас наседали, родители просто не пускали нас в школу, отчего Сережа плакал. «Я на вас директору пожалуюсь», – как-то сказал он родителям.

      Но зима кончалась, наступало красное лето, которое всегда сближало нас с отцом. Он проводил с нами все свои отпуска, играл с нами в теннис, в крокет, в волейбол, учил плавать, катал нас на лодке. Папа сочинял для нас детские игры, я с интересом их оформляла, и несколько игр даже было издано Детгизом. Папа получал за эти игры большие деньги, так что мама называла их в шутку «вторая зарплата». Зимой папа ходил с нами на каток и сам катался на коньках.

      В дни наших Ангелов и на Рождество у нас устраивали праздники и в гости приходили дети знакомых верующих людей. Одноклассников никогда не звали, потому что надо было скрывать нашу веру. Вообще знакомые посещали наш дом постоянно, друзей было много, а с некоторыми семьями мы даже проводили вместе лето на дачах. Но торжественный стол для гостей родители собирали только два раза в году: в декабре – в день Святителя Николая (именины папы) и под Новый год (именины мамы). Вина в доме у нас даже в эти дни не бывало, и мы не имели понятия, что такое тост или рюмка. В гости мы не ходили. Мама пекла пироги, а в остальном на стол подавались лишь сладости и чай, а на Пасху – кулич и пасха из творога. Мы, дети, другого уклада жизни не видели и считали, что так и должно быть.

      Вообще аскетическое покаянное настроение Николая Евграфовича накладывало на семью свой отпечаток. Взрослые беседовали лишь на религиозные темы, папа никогда не смеялся, и если б не шум и гам от веселого Коленьки, то в доме было бы грустно. Мама порой тяготилась этим вечным постом, ей хотелось куда-нибудь «выйти», и она обижалась на мужа за то, что он ее не провожал. Однажды они пошли вместе к знакомым на какой-то семейный праздник, но быстро вернулись и с ужасом вспоминали о веселой светской компании, к которой они оба никак не подходили.

      Мама сочувствовала настроению отца, но жалела его организм и часто горячо протестовала против постов и подвигов «самоумерщвления», как она называла папин стол. Маме было обидно, что он отказывался от вкусных блюд, потому что они были мясные. Помню, что часто мама чуть ли не со слезами умоляла отца выпить молока или поесть чего-нибудь сытного, скоромного. Папа протестовал, и начинались ссоры.

      Это повторялось почти всегда, когда мама собиралась сшить или купить отцу новый костюм, пальто и т. п. «В добродетели имейте рассудительность, – говорит Апостол, – иначе и стремление к подвигу и добродетели может