Под кровом Всевышнего. О трудах и радостях семейной жизни. Воспоминания. Наталия Соколова
еду одна в вагоне. Считаю остановки. Выхожу, уже светает. Я опять одна, кругом – ни души. Но я помню план дороги, считаю просеки, дома. А номера на заборах все залеплены снегом. Нахожу быстро нужную дачу, вижу, что дверь уже открывается и меня встречают.
Ух, как приятно с мороза войти в уютное тепло! Кругом удивительный порядок, чистота: вязаные половички, занавесочки, цветы на подоконниках, иконы, лампады и треск от пылающих в печках-голландках дров. Молодые приветливые «сестры» все в длинных платьях, в платочках. Все меня ласкают, снимают с меня мерки, предлагают вышивки, фасоны и различные нежные цвета крепдешина. Я выбираю цвет молодого салата, то есть светло-зеленый.
Потом было богослужение, пение, чтение… Все промелькнуло как во сне. Сели за трапезу, меня усердно угощают… Посадили меня рядом с отцом Исайей, который был очень внимателен ко мне, расспрашивал о многом. Но что я знала? Радио никогда не слушала, газет не читала, знакомых не имела. Утром три километра пешком в институт, вечером – обратно. Храм, магазин, книги и крепкий сон – так летели дни за днями. Но вот я с батюшкой осталась один на один. Он помнит моих родителей, расспрашивает о братьях.
– Коля убит, – говорю я.
– Нет, он жив! – слышу ответ.
Я знаю, что у Господа живы все чистые, святые души, что Коленька наш среди них. Не спорю.
– А у тебя есть молодые люди среди друзей?
– Нет. Все знакомые или на фронте, или пропали…
С одним переписываюсь. Он был товарищем Коли.
– Не пиши ему, деточка, не надо!
– Батюшка, я не могу его бросить, мои письма служат ему поддержкой. Он в блокаду был под Ленинградом. Солдатам и так тяжело, а тут вдруг письма от меня прекратятся. Я раньше Коле писала, старалась ободрять его словами святых отцов, писания которых я читаю. Это – пища для души.
– Ну, пиши, только пореже. Ведь тебе же тяжело будет, когда он вернется с фронта. Скажут о вас: «Вот жених и невеста». А он, деточка, не должен быть твоим женихом.
– Почему, батюшка? Мы знаем Володю лет с двенадцати, родители его и он – верующие, в храм ходят. Таких редко найдешь, и он мне нравится.
– Нет, деточка, он тебе не пара.
Батюшка от старости был согнут пополам, его длинная седая борода спускалась почти до полу. Отец Исайя сидел, опустив голову, но то и дело взглядывал на иконы, перебирал четки, будто прислушивался к внутреннему голосу. Темнело, мерцали лампады. Я молчала. Отец Исайя, не глядя на меня, вдруг сказал:
– Владимир и Наталия, да благословит вас Бог!
Я вздрогнула. Никто еще никогда не называл вместе наши имена. Я спросила:
– Зачем же вы, батюшка, наши имена так вместе называете, у нас ведь ничего еще не решено. Еще вернется ли Володя с фронта?
– Владимир не тот, с которым ты переписываешься. И Бог вас благословит. ВЛАДИМИР и НАТАЛИЯ. А о ком ты думаешь, ему лучше не пиши, не он тебе предназначен.
Продолжая молиться про себя, батюшка повторял: «Сойдет на вас благословение Господне, Владимир