Имя прошепчет ветер. Ольга Володинская
времени так прошло. Лет двенадцать либо. Уж и Дашенька была, и Никитушка, Аришенька подрастала. Полгодочка-то уж сравнялось. Сидеть только-только начала. Смешно, бывало – ложку деревянную расписную ей дам, она разглядывает ее, да серьезно так смотрит, а потом давай махать во все стороны. И смеется, первыми двумя зубками своими сверкая. «Ба-ба-ба-ба», – кричит. Первые слоги, значит, получались у нее такие.
Илюшенька помощник совсем стал. Оглянуться не успели! Все с отцом, бывало, в мастерской. Уж очень нравилось ему сапоги делать. Он и себе с отцовой помощью ловкие сапожки смастерил. «Смотри, – говорит, – мама, – они и воду не пропускают». И – раз их в ведро полное. Я ахнула, а отец смеется. Потом по голове светлой его потрепал – гордился, будет, кому дело семейное продолжить. Он сам, Илюшка-то, и гвоздики специальные из деревяшечек делал. Все обещал и мне сапожки да ботиночки смастерить.
А Никитушка мечтательным рос, весь в меня. Все ему интересно было, как мир устроен. Часами мог букашек всяких рассматривать. Все удивлялся, как это Бог так придумал все – у кого две ножки, а у кого лапок этих не счесть. Очень любил он в церковь ходить. Один раз говорит мне: «Мама, я тоже буду, когда вырасту, службы служить, людям жизнь облегчать, слушать их и помогать, как отец Митрофан наш». Маленький был, всего-то четыре с лишним годочка, а вот поди ж ты…
Дашенька часто к сестрам моим хаживала посмотреть, как те ткут да прядут. И меня часто просила показать ей, как вышиваю. Первую картинку свою вышила, котенка с клубочком играющего. Отец ей рамочку смастерил. «Можно, говорит, мама, я бабушке с дедушкой подарю?». Потом показала ей, как занавески можно расшить. Она все петушков красных да голубых хотела вышить. Аккуратненько так, старалась очень. «Научусь, -говорит, – получше, к Пасхе картинку с куполами вышью, а потом и рубашки смогу».
Хорошие детки росли, ласковые, работящие и интерес свой имели. Видно, потому что добро одно от нас видели да любовь. И то видели, как мы с Арсением друг дружку любим да жалеем, заботимся.
***
И решила я как-то на Покровскую ярмарку в город губернский съездить, хоть и далече. Живность кое-какую продать, дорожки, что наткала, платки да шали, что навязала, да гостинцев детям купить. Арсений прихворнул немного, с детьми остался. Напоследок спросил, может, мол, передумаю я ехать, а я уж решила, приготовила все. Поцеловала всех, да и поехала. А осень стояла холодная, снег уж во всю лежал, ветры часто завывали с метелями. А тут и денек выдался хороший, солнечный, погожий. Поеду, думаю…
Хорошо все распродала, гостинцев накупила и деткам, и Арсению – новую шапку, рубаху красивую с красной вышивкой и кисточками у ворота, батюшке с матушкой, сестрам, братьям, племянникам – всем в общем, да только припозднилась немного. Возница мой, Ипат, ворчал всю дорогу, волки мол, в лесу водятся. Ну, и доворчался, видно…
Как-то быстро вдруг стемнело, вокруг елки сплошь стеной