Бич Божий. Божье знаменье (сборник). Иван Кондратьев
Только глазами был плох князь венедский. Видно было, что он слеп, но чувствовалось, однако, что он видит. На князе была длинная белая рубаха, голова его была открыта. Князья уважали народ и потому стояли перед ним с открытой головой.
При появлении Будли толпа замолкла.
Тихо, беззвучно приблизился князь Будли к толпе. Отрок стоял подле него. Отрок этот был внук Будли. Он был коротенький, головастый мальчонка, лет десяти. Широкие плечи обещали в нем будущего силача, сверкающие глазенки обличали в нем ум и вместе с тем какую-то странную дерзость и решительную отвагу. Двигался он неуклюже. Смотрел все больше в землю.
Постояв немного, князь Будли заговорил:
– Все ли собрались наши?
– Все! – было ему ответом.
Будли поднял голову.
– Братья! – задрожал его голос над толпой. – Мы гибнем! Что нам делать?
Все молчали.
– Гибнем! Гибнем!
Старый князь закрыл лицо руками.
В толпе послышался чуть слышный говор:
– Гибнем, батя, гибнем! Кто нас поратует?
Стихли. Молчание царило над толпой.
Дряхлый князь, казалось, собирался с духом, чтобы сказать нечто решительное, нечто неожиданное…
А толпа все молчала, как один человек. Чудилось, что это не люди стояли, с душой и сердцем, не люди, которых угнетала одна мысль, одно горе, одна беда, а заколдованные дубы-подростки, принявшие человеческие образы.
Князь наконец открыл лицо и поднял свою обремененную сединами голову.
– Братья! – сказал он тихо, будто очнувшись от долгого забытья. – Братья! Послушайте старика!
– Слушаем, батя, слушаем! – прогудела толпа.
– Девять десятков лет, – продолжал князь ровным, окрепшим голосом, – пронеслось над моей головой. Скоро десятому конец будет. Видел я горе, видел радости. У меня было два дцать шесть сыновей, вдвое больше внуков. Все они росли, все они любили родину свою дорогую, и все они положили головы свои за нее. Положили потому, что мы скованы по рукам и ногам. Знаменитое и вольное племя наше, племя венедов, потеряло свою волю, потеряло свои города, веси, земли, жен, дочерей, сыновей. Мы скрываемся в лесах, как звери дикие, чтобы готы не видели и не мучили нас. У нас берут тяжелую дань. Берут все, что мы имеем: и хлеб, и одежду, и питье. Берут у нас в неволю красавиц-дочерей, сыновей-подростков. Все у нас берут. Что же нам делать? Куда нам деваться? Ужели мы должны погибнуть? Ужели племя наше должно исчезнуть навсегда?
Будли остановился.
Толпа поняла, что он требует ответа, и загудела:
– Нет, нет, батя, не должно исчезнуть племя наше! Но что же нам делать, батя? Много нас, но сил у нас нет. Нет предводителей. Готы проклятые всех переловили и перевешали. Ты только один у нас и остался. Помоги, батя! Что ты скажешь, то мы и сделаем! Помоги!
– Помога моя вот какая, братья, – заговорил, успокоившись, князь. – Мы должны покинуть свою родину и искать, подобно своим предкам, новых поселений. Одна часть венедов пусть идет к Понтийскому морю, другая в Галлию, а третья