Я однажды приду… Часть II. Екатерина Дей
послушать концерт, и может быть, даже я чего-нибудь рискну спеть. Кстати, а ты поёшь?
– Я не знаю, я никогда не пробовала.
– Надо с Андреем поговорить…
– Нет, зачем с ним, не надо…
– Лея, из нашей компании только у него есть настоящий музыкальный слух, только он может правильно напеть мелодию, меня слушать тебе нельзя.
– Можно, девочка моя, можно, Катя хорошо поёт, я слышал.
Я только махнула рукой – Самуилу всё хорошо, когда в доме мир, даже то, что моим пением называется.
Так мы и сидели в комнате- сейфе, вели беседы ни о чём, а мой мозг буравила одна мысль -, как там за стенами, что произошло. Я понимала, что Глеб сейчас силён как никогда и легко должен справиться с Аароном, но ушёл же он как-то от Олега. Или воспользовался правом непредупрежденной услуги? Меня аж холодом обдало от этой мысли: только так мог Аарон уйти, никак иначе я не могу объяснить его освобождение. На Глеба совсем непохоже, чтобы он мог устроить Аарону заточение, из которого тот смог уйти. И что теперь? Глеб убьёт Олега? И ещё больше похолодела, Лея настороженно на меня оглянулась, но я погладила её по плечу и снова задумалась. Нет, он знает о данном слове, значит, готов к возможной ситуации, и всё-таки оставил Олега присматривать за Аароном. Олег самый сильный после Глеба, только он сможет догнать его или просто удержать на какое-то время, пока Глеб не появится. Значит так, жена командора, ты не начальник штаба, ты только жена, сиди в сейфе и жди мужа, песню репетируй. А что, хорошая идея, только надо выбрать что-нибудь совсем простое по мелодии, здесь меня точно никто не услышит, кроме Самуила.
– Лея, сейчас песню будем петь.
Она вся напряглась.
– Я не сумею, я не знаю.. как.
– Слушай, я один раз спою тихонько, а ты запоминай слова, потом будем вместе петь.
И я негромко запела, обнимая Лею и поглаживая её по голове.
Что стоишь, качаясь, тонкая рябина,
Головой склоняясь до самого тына.
А через дорогу, за рекой широкой,
Так же одиноко дуб стоит высокий.
Как бы мне, рябине, к дубу перебраться.
Я б тогда не стала гнуться и качаться.
Тонкими ветвями я б к нему прижалась
И с его листами день и ночь шепталась.
Но нельзя рябине к дубу перебраться,
Знать, ей, сиротине, век одной качаться.
Что стоишь, качаясь, тонкая рябина,
Головой склоняясь до самого тына.
Лея сидела, замерев, мне кажется, она даже не дышала, так её поразила песня. Самуил тоже загрустил, сидел, уперев щёку, и задумчиво смотрел в одну точку. Как только я закончила петь, послышался лязг дверей и вошёл улыбающийся Андрей:
– Заточение закончилось, можно идти обедать или ужинать.
– Андрюша, нам надо с Леей пять минут, мы сейчас, ты дверь не закрывай, мы песню репетировать будем.
Лея категорически замотала головой, что петь не будет, но я подмигнула Андрею и сказала:
– Лея,