Трилогия о Фрэнке Брауне: Ученик пророка. Альрауне. Вампир. Ганс Эверс
случиться. Он не мог найти покоя: то катался по озеру, то ходил по садам; потом снова часами валялся в траве и мечтал.
Никто из стражи не разговаривал с ним; это его мучило: ему нужен был кто-нибудь, кто бы его слушал.
Тогда он прибег к маленькой хитрости.
Каждый раз, когда вся деревня приходила к святой, он уходил из дому. Он устраивал тогда самые дикие прогулки, мчался, как пуля, по долине, и парни гнались за ним. Тогда к нему приставили самых ловких крестьян. Это лишило их возможности присутствовать на собраниях и бесило их всех, особенно Ульпо.
Однажды Фрэнк предложил Ульпо такое условие: он будет ходить с ними на собрания, когда им угодно, так что им не придется бегать за ним по пятам, но они за это должны отвечать на его вопросы.
Парень не знал, что сказать. В это время вышла Тереза.
– Святая сестра, – заявил ей Ульпо, – господин хочет пойти на собрание…
– Пусть придет, – ответила девушка.
С тех пор Фрэнк вечера проводил на собраниях мистера Питера, а днём разговаривал со своей стражей.
Пророк сделал некоторые особые приготовления к новой битве. На этот раз Фрэнк Браун сильно опоздал. Молитвы, пение и исповедь приходили уже к концу. Пророк встал и благословил вино. Все теснились около чаши и жадно глотали напиток.
Фрэнк Браун взглядом окинул собрание. Здесь были все, кроме Раймонда со слугой и старой Сибиллы Мадруццо.
Фрэнк вспомнил, что не видел её последние дни на собраниях. Не заболела ли она?
Наконец, Ронхи ударил о пол палкой, и началась музыка. Музыканты и хор трижды исполнили великопостную молитву, после чего им стали подтягивать все остальные.
Они ударяли в ладоши и отбивали такт ногами. Пение становилось все учащенней и принимало все более дикий и возбуждённый характер.
Тогда пророк встал и обратился с речью к присутствующим. Он сказал, что нужно бороться с сатаной истязаниями.
Двенадцать парней поставили на пол свечи, сбросили пиджаки и рубашки и сняли плети, розги и кнуты. Затем они разом подняли руки, музыка заиграла, и плети опустились на голые спины; никто не бил сам себя, каждый опускал свою плеть на тело другого.
Тереза приподнялась на месте, чтобы не упустить ни малейшей подробности этих истязаний.
– Бейте сильнее! – кричала она. – О, раны! Раны… Раны!
Другие присутствующие также бросились на подмостки, разделись и смешались с первыми.
Матильда Венье была первой из женщин, вступившей на подмостки; за ней поднялись ещё несколько. Возле Терезы раздевался Джироламо Скуро. Он свернул в узелок рубашку и пиджак и сел на него; потом он снял сапоги, встал и спустил штаны. Совсем голый, он снял со стены плети и начал стегать налево и направо: куда попадала его плеть, там кожа срывалась кусками.
Тереза смотрела нерешительно вокруг себя. Вдруг взгляд её упал на Джино, забравшегося под её стул, когда хватали детей; здесь его никто не заметил. На его теле не было ни капельки крови; оно было нетронуто, без единого пятнышка.
Глаза Терезы