Любовник королевы. Филиппа Грегори
или моего трона.
На этот раз Роберт отнесся к приносимой клятве куда серьезнее. Глядя королеве прямо в глаза, он сказал:
– Те дни остались в прошлом. Вы – моя законная повелительница. Я преклоняю колени перед вами, королева Мария, и раскаиваюсь в своей гордыне.
– В таком случае я дарую тебе освобождение от обвинений в государственной измене. – Голос королевы вновь зазвучал устало, словно этот разговор ее утомил. – Тебе будут возвращены земли твоей жены и твой титул. Вы оба получите возможность жить при дворе. Я желаю тебе благополучия.
Усилием воли Роберт спрятал охватившие его чувства. Ликовать он будет потом.
– Благодарю вас, ваше величество, – сказал он и низко поклонился. – Я буду молиться за вас.
– Тогда идем со мной в мою часовню, – сказала Мария.
Не колеблясь, Роберт Дадли, отец которого стоял во главе английской протестантской реформации, последовал за королевой на католическую мессу и преклонил колени перед сиянием икон за алтарем. Малейшее замешательство, один косой взгляд – и его ждал бы допрос и обвинение в ереси. Но Роберт Дадли не колебался. Он глядел прямо перед собой, осенял себя крестным знамением, словно марионетка припадал к алтарю, сознавая, что предает свою веру и убеждения своего отца. Ошибки в суждениях и полоса неудач все-таки поставили Роберта Дадли на колени, и он это сознавал.
Осень 1558 года
Все колокола Хартфордшира звонили в честь Елизаветы, которой казалось, будто их языки ударяют ей прямо в голову. Дискантовый даже вскрикивал, как безумная женщина, и его отчаянный вопль нестройно подхватывали другие. Наконец их стенания перекрывались басом большого колокола. Казалось, он предостерегал всю эту свору, но ненадолго. Едва его голос начинал затихать, малые и средние колокола тут же исторгали новые вопли. Елизавета открыла ставни и настежь распахнула окно. Ей хотелось утонуть в этом шуме, оглохнуть от своего ликования прямо здесь, в Хатфилдском дворце. Неистовство колоколов выгнало из гнезд грачей, и они заметались в небе предвестниками скорых несчастий. Столбом черного дыма взвились над колокольней летучие мыши. Они тоже будто спешили возвестить, что мир перевернулся с ног на голову и теперь вместо дневного света наступит вечная ночь.
Елизавета громко смеялась, слушая всю эту шумиху, поднимавшуюся к равнодушным серым небесам. Несчастная, больная королева Мария наконец-то умерла, и принцесса Елизавета стала ее единственной преемницей.
– Слава Господу нашему! – крикнула Елизавета, обращаясь к клубящимся тучам. – Теперь я стану королевой, какой хотела видеть меня моя мать. Мария не смогла стать ею. Эта ноша была не по ней, а я родилась, чтобы править.
– Так о чем ты думаешь? – игриво спросила Елизавета.
Муж Эми улыбнулся и взглянул в дерзкое юное лицо, почти касавшееся его плеча. Они неторопливо шли, направляясь в холодный сад Хатфилдского дворца.
– О том, что тебе ни в коем случае нельзя выходить замуж.
– В самом деле? – Принцесса удивленно заморгала. – По-моему, все