При свете зарниц (сборник). Аяз Гилязов
выбрать самый душистый.
Пока не найду самый душистый,
Пусть не дует ветер,
Не облетают цветы…
Исхак никогда прежде не слыхал этой песни. Видно, даже рябой Василь не знал её, потому что обычно, когда начинали песню девушки, он подстраивался к ним, тихо ведя мелодию. Сейчас гармонь молчала, Василь, положив руки на мехи, тоже глядел на Санию.
Когда песня смолкла, все захлопали, засмеялись. Сания, закрыв лицо руками, смущённо отбежала с центра круга и оглянулась, словно ища кого-то. Исхак, боясь, как бы она его не заметила, попятился и, споткнувшись, упал возле парней, которые, сидя на корточках, курили в сторонке. Двое из них вскочили, подхватив Исхака под руки, потащили в круг.
– Эй, Василь! Играй! Тут молодой петушок есть, пусть спляшет.
Исхак вырывался, болтая ногами. Тут, к его стыду, сапог соскочил с ноги, размотался чулок, вылетела бумага.
– Пляши! – парни вытащили Исхака в центр круга.
– Пусти, барсук! – стиснув зубы, пытался освободиться Исхак.
За него вступились сёстры. Увели в сторонку, помогли надеть сапоги. Исхак стоял багровый, едва не плача, и вдруг со всей силы ударил Хусаина, который смеялся вместе со всеми. От неожиданности Хусаин упал, а Исхак бросился бежать. У Хусаина товарищей было много, догонят – по шее накостыляют!
За ним пустились. Исхак приостановился, будто что-то обронив, и вдруг дал подножку первому из догонявших. Тот упал, на него повалился следующий, вышла свалка. А Исхак, стянув сапоги, босиком помчался в гору, спрятался в кустарнике. Погоня отстала. Погоготали, погикали ему вслед и снова продолжили танцы.
Исхак сел на землю, сжимая кулаки от стыда и бессилия. И чёрт его дёрнул пойти на гулянье! Теперь, наверное, он кажется Сание смешным маленьким мальчишкой…
Внизу играла гармошка, слышались топот, хохот, песни. Исхак задумался и не услышал, что кто-то взбирается на гору. Только когда хрустнула ветка за его спиной, он вскочил, сжав кулаки.
– Исхак, это я! – услышал он низкий голосок Сании. – Далеко ты спрятался, еле нашла…
Исхак молча натянул сапоги, сел. Ему было стыдно глядеть на Санию. Сания опустилась рядом.
– Платье замажешь! – буркнул он.
– Ничего. Они больно тебя побили?
– Ну да! Они и не догнали меня.
– А этому с усиками ты здорово влепил. Он прямо упал даже.
Нет, Сания не ругалась, она смеялась.
– Это Хусаин, – весело заговорил Исхак. – Это он мою одежду тогда в воду бросил, помнишь? Ненавижу его! Но теперь я отомстил.
– Здорово ты ему дал!
Они оба замолчали, глядя на длинные тени кустов на матово-синей в лунном свете поляне, на таинственно поблёскивающее зеркало запруды. В нём отражалась, покачиваясь, тоненькая стружечка месяца.
– Как красиво… – прошептала Сания, улыбнувшись. – Я больше не буду на гулянье ходить.
– Почему?
– Будем сюда ходить, ладно? Мне нравится тут. Красиво…
– Думаешь, я