Сила одного. Аслан Мухамеджанович Кудабаев
должно быть зеленого цвета. Одето в форму, затянуто в ремни. Будь это существо среднего– солдатского– рода или самая настоящая женщина. Ослушников ждало наказание. Поэтому Наташа сейчас и лезла в дыру. На беду своему светлому платью и на счастье Данко, который уже сообразил что к чему.
– Ну что вы уставились, товарищ солдат?!– притворно возмутилась она, и Данко почти нечеловеческим усилием отвел свои глаза, застывшие на ее округлых коленках.
– Давайте мне руку, – протянул он свою грязную лапу через дыру. Когда дыра осталась позади, он проводил ее до санчасти. Прежде чем скрыться за дверью, она, блеснув глазами, шепнула ему:
– Сегодня вечером, после отбоя, я тебя жду…
От этих слов у Данко сперло дыхание. Сердце бешено заколотилось, словно он только что пробежал многокилометровый кросс.
Вечером, куря сигарету за сигаретой, он ждал ее у санчасти. Так они стали встречаться. По нескольку раз в неделю. Просто. Без всяких там обязательств. Данко не интересовался, есть у нее кто-то еще или нет. Хотя бешено ревновал ее ко всему полку. Сегодня вечером должна была состояться очередная их встреча…
Но до вечера было еще далеко. А сейчас Данко ужасно хотелось пить. В пересохшей глотке впору было костер разводить.
А проклятый “молодой”, которого Данко послал за водой, куда-то запропастился. Повесился по дороге, что ли? С них теперь станется. Как же их тут не бить? Наоборот– надо бить, тогда и ждать лишний раз не придется. Твердо убежденный в этом, Данко снял и накрутил на руку свой поясной ремень.
Ременная бляха, если бить ей умеючи, лупит больно и почти не оставляет следов. А это -главное: не “спалиться”. Данко хорошо запомнил недавние слова командира полка. Но угрозы офицеров – угрозами, а “молодых” кто-то должен службе учить.
Ну вот и “молодой”. Наконец-то нарисовался. Воду несет. Изо всех сил делает вид, что торопиться. С надеждой заглядывает в глаза. Авось Данко пожалеет. Не станет бить. Но зря он надеется. Даже в уставе сказано, что приказания старших нужно выполнять расторопно и в срок. Иначе – суровая кара. Небольшую кару “молодому” Данко сейчас и устроит. Чтобы впредь расторопнее был. Понимал, что служит в армии, а не в детском саду.
Для вступленья Данко взял из рук “молодого” алюминиевую кружку с водой. Сделал медленный глоток. И сморщился. Хотя морщиться причин не было: вода была как вода. Но надо было до чего– нибудь дое…ся…
– Ты в каком унитазе черпанул это пойло?! Ты где так долго шлялся?! Я тебя спрашиваю, “душара”! – Данко привычно возвысил голос. Несчастный “салага” обреченно втянул голову в плечи, ожидая побоев. И они не заставили себя ждать. Тяжелая бляха с пятиконечной звездой просвистела в воздухе и обрушилась на голову и плечи молодого солдата. Данко методично, впрочем, не очень сильно, повторял удар за ударом. “Молодой” лишь сопел, вздрагивал и притоптывал. Выражать боль криками в армии считается “дурным тоном”, за это можно схлопотать еще больше. Поэтому лучше молча терпеть: целее будешь.
Замахнувшись