Феномен Юрия Арабова (сборник). Юрий Тюрин
ее лица – на фоне темного вечера оно вырисовывалось белым пятном. Ему показалось, что она сейчас как-то особенно хороша собой, величественна, точно видение. Он еще не понимал, чего она хочет, но уже предчувствовал что-то ужасное.
А она, не задумываясь, ответила ему тихим, нежным, завораживающим голосом:
– Мне нужно! Дай ключ!
Сквозь тонкую переборку из столовой доносился стук вилок.
Она сказала, что ей не дают спать крысы и что ей необходима отрава…
Она вошла в коридор. Из коридора дверь вела в лабораторию.
На стене висел ключ с ярлычком: «От склада».
Жюстен пошел за ней.
Ключ повернулся в замочной скважине, и, руководимая безошибочной памятью, Эмма пошла прямо к третьей полке, схватила синюю банку, вытащила пробку, засунула туда руку и, вынув горсть белого порошка, начала тут же глотать.
– Что вы делаете? – кидаясь к ней, крикнул Жюстен.
– Молчи! А то придут… Не говори никому, иначе за все ответит твой хозяин!
И, внезапно умиротворенная, почти успокоенная сознанием исполненного долга, Эмма удалилась».
В 1987 году, когда Сокуров сделался «выездным», он с «Одиноким голосом человека» поехал на МКФ в Локарно. Получил там «Бронзового леопарда». Совершенно случайно, на Пьяце Гранде, на набережной озера Лаго-Маджоре, Сокуров увидел удивительную женщину. Затихал теплый вечер, за столиком с крепкой сигаретой в губах сидела вполоборота к нему мадам Бовари…
Сесиль Зервудаки была гречанкой, с привкусом итальянских кровей. Оказалась доктором-этнолингвистиком, жила во французском Гренобле, замужем, мать двоих взрослых детей.
Сокуров не знал ни французского, ни итальянского, ни греческого. Ведомый мистическим порывом, он подсел к незнакомой даме. Была женщина в сандалиях на босу ногу. Представился: русский кинорежиссер, хочу снимать «Мадам Бовари», вижу вас в роли Эммы.
Кое-как поняли друг друга. Сокурова прежде всего поразило лицо Сесиль: тяжеловатое, с отеками под темными глазами, лицо интеллектуалки. Один критик позже скажет, что у Сесиль лицо античной пифии, напоминает ему одновременно Маньяни и Каллас. Только интеллектуалка могла сказать об Александре Николаевиче: «Мне кажется, к поэтике Сокурова можно отнести высказывание Роберта Музиля о Рильке: «В целом он был самым религиозным поэтом после Новалиса, но я не уверен, что в конечном счете он исповедовал религию. Он видел все это по-другому, в новом внутреннем свете»[34].
В июне 1988 года Зервудаки (специально сбросившая 15 кг лишнего веса) прилетела в Ленинград и для формальности провела первую пробу. Сокуров уже держал в руках готовый сценарий Арабова.
Александр Николаевич убедил другого Николаевича – Арабова, что роман Флобера не представляет собой монтаж провинциальных нравов, как обозначил свой жанр писатель, а является художественно зафиксированным контрастом человеческого существа как целого мира – и пошлой причины смерти. Большое значение для нас, убеждал режиссер-заказчик,