Болотница. Татьяна Мастрюкова
привалившись к забору и глядя на дом. Только сейчас я поняла, что плачу. Меня трясло.
Я сказала первую попавшуюся глупость, а она мне просто кивнула.
Мама никогда в жизни не разрешила бы мне одной идти на болото. И не было никаких мальчишек, и она это знала. И она бы обязательно поинтересовалась, что за мальчишки и откуда вообще взялись, когда здесь нет никого младше шестидесяти, и пошла бы сначала познакомилась с ними, ненавязчиво разговорила бы их, чтобы понять, стоит ли мне с ними водить знакомство. И, скорее всего, мама пошла бы на болото с нами, из любопытства. Мы же до него так и не дошли прошлый раз!
И ещё она обязательно поцеловала бы меня в макушку, чем бы она ни была занята.
Та женщина, которая сидела сейчас в доме на кухне, выглядела, как моя мама, была одета, как моя мама, она даже пахла, как моя мама, но это была не она. Хотя нет, пахла она не как мама. Стараясь ничего не упустить из виду, я перебирала напугавшие меня детали, и чужой, странный запах был одной из них. Может, я потому про болото и соврала, что пахло тиной и какой-то тухлятиной, как от стоячей воды.
А вдруг мама умерла?!
Я заревела в голос, но потом испуганно зажала себе рот руками. Никто не должен слышать меня. И уж тем более знать, что я испугана и плачу, и что-то подозреваю.
О том, чтобы пробраться мимо дома к интернет-яблоне, и речи быть не могло. Она отлично просматривалась из окна кухни, и, хотя моё гнездо нельзя было разглядеть из-за ветвей, было бы отлично видно, как я на неё забираюсь. Нужно было дождаться темноты, чтобы пробраться туда и связаться с папой.
Можно было, конечно, пойти в соседнюю деревню, но я боялась, что заблужусь, и боялась уходить от мамы – вдруг за это время всё изменится, вдруг она вернётся, а меня нет?
Анцыбаловка как вымерла. Все старики опять попрятались по своим домам, собаки тоже не было видно. Только сейчас я поняла, насколько тихо вокруг. Даже птиц не слышно. Хоть бы муха пролетела или комар. Ничего. Будто кто повернул рубильник и отключил все звуки.
В горле запершило, я кашлянула, и мой одинокий кашель показался чем-то инородным в этой вязкой жуткой тишине.
Мне уже не казалось, что здесь уютно и хорошо.
Внезапно тихий хруст за спиной заставил меня похолодеть. Медленно повернув голову, я осмотрела улицу. Никого…
Но вместо того, чтобы обрадоваться появлению хоть какого-то звука, издаваемого не мной, я оказалась придавлена неожиданной холодной волной ужаса, окатившей меня с головы до ног.
Быстро, стараясь не оглядываться и не рассуждать, я добежала до ближайшего обитаемого дома, откуда прошлый раз выходила старушка, и села на валявшееся у забора полено. По крайней мере там за забором обычные люди, думала я. Наверное, обычные. Они же здесь давно живут и всегда были обычными, когда мы их видели, успокаивала я себя, только чтобы не вспоминать мамино лицо с застывшей улыбкой. Не прогонят же они меня, если я здесь посижу до темноты.
Тут