Дело, которому ты служишь. Юрий Герман
которая себя летчиком называет, – Геринг. А также Крупп фон Болен. К нам комиссар один наведывался, большого ума человек. Глубокий дал анализ – конечно, не для болтовни – специально для нашего брата, для военных. Так вот, сынуха, заварится каша, подзадержит, боюсь, все эти искусственные белки.
– Подзадержит? – грустно спросил Володя.
– Обязательно. Кабы не империалисты всех стран, оно конечно, сильно наука рванулась бы вперед.
Он расстегнул ворот гимнастерки, задумался на мгновение, потом с усмешкой – грустной и чуть-чуть сконфуженной – произнес:
– На подъем наш род поднимается. Дед твой ломовым извозчиком на Харьковщине был, я, вишь, вояка, летчик, полком командую, а сын мой искусственный белок станет варить, ученый. Не живая твоя мама – порадовалась бы. Ну, давай валяй, еще рассказывай…
После полуночи Володя совсем заврался. Мечты он выдавал за будни науки, далекое будущее, очень далекое, казалось ему реальностью. Отец вздыхал, но глаза его смотрели весело.
– Есть у нас один такой, военинженер Пронин, – вдруг перебил Афанасий Петрович. – Хороший мужик, знающий, но только его слишком долго слушать опасно.
– Почему? – спросил Володя.
– А потому, что под ногами не глядит. Только вперед. А на тропочке и кочка случиться может, и еще что-либо… Вступишь – обтирать сапоги надо. Ложись, сын, спать.
И, заметив, что Володя огорчился, добавил:
– Все ж вдаль лучше смотреть, чем только под ноги. Но и под ноги надо.
Утром Володя обнаружил деньги, оставленные отцом, и записку насчет того, чтобы он покупал себе книги не стесняясь и все, что понадобится для «скорейшего, сын, изготовления искусственного белка». Подпись была официальная: «А. Устименко», потом приписка: «Все ж, покуда суд да дело, учись, как положено трудовому гражданину. Крепко надеюсь».
Скелеты не продаются
Денег было порядочно – пачка тридцаток и еще две пачки мелкими купюрами, – ну, в общем целое богатство, и Володя решил немедленно купить себе предмет, о котором он давно и восторженно мечтал…
Магазин учебных пособий, недавно открытый, был невдалеке от городского рынка, возле катка. Здесь у лотка с пирожками Устименко встретил Варю. Она ела два пирожка вместе, крепко сдавив их пальцами, – один с мясом, другой с капустой. На руке у нее висели коньки. Было слышно, как за высоким забором катка играет духовой оркестр.
– Хочешь пирожка? – спросила Варя таким голосом, как будто они виделись вчера. – Вкусные! Я жареные люблю больше, чем печеные, особенно если есть пару вместе…
Крупные, тяжелые хлопья снега падали на Варину шапочку, на пирожки, на рукав пальто.
– Опять потечет каток, верно, Владимир? Что за зима такая ужасная!
И удивилась:
– Худущий какой!
«Дум-дум-дум», – хлопали за забором литавры, – «дум-дум-дум».
– Ты уже откаталась? – спросил Володя.
– Откаталась! – на всякий случай соврала Варя. «Ох, как я все-таки в него влюблена! –