Кольца Джудекки. Вера Евгеньевна Огнева
в кучку все проявления собственной жизни, Илья наконец ощутил себя как единое целое. Полежать бы еще, очухаться. Но в сознание буравчиком ввинтился голос Иосафата:
– Придется за Гаврюшкой в лекарню посылать. А и ни к чему бы. Чего ты, дурень, ему вчера намешал?
– Что дали, то и насыпал, – ответил истеричный голос Ивашки.
– А скока?
– Скока, скока? Все!
– Очумел, лишенец?!
– Я нечаянно.
– Если он помрет, ты на спрос пойдешь.
– Я ж, Иосафат Петрович, как лучше хотел.
– Я гляжу, ты все время как лучше хочешь, а получается, как всегда. Ой, плачут по тебе отряды, не к ночи будь помянуты. Ой, плачут!
– Мне в лекарню бежать?
– Погодим пока. Вроде зашевелился.
Илья будто смотрел в залитый глицерином объектив. Изображение смазывалось по краям, выпячиваясь в середине. Белым непропеченным блином вплыло лицо Иосафата, за ним – блинчиком поменьше – Ивашки.
– Очухался, слава …
– Кому?! – перебил вертухай, но уловить на крамоле хитрого трибунальщика не получилось.
– Слава господину Алмазову, говорю. А ты чего подумал?
– Помстилось, – хмыкнул Ивашка.
– А ведь ты точно на спрос пойдешь. Я тебе то твердо обещаю. Думай теперича, че врать будешь.
– Мне врать нечего. Я приказы исполнял. Как велели, так и делал.
– Ага. Побрыкайся, побрыкайся, крюковское отродье!
– Мне Лаврентий Палыч сказал, чем больше порошка насыплю, тем быстрее дело пойдет.
– Вдвоем, значит-ца, ладили дохтура извести? А знаешь ли, что господин Алмазов в нем большой интерес имеет?
– Для чего?
– Поспрашай мне еще, сволочь бандитская!
– А вы не попрекайте!
– Выкатывайся, давай отседова! – последовал категоричный приказ.
А, поскольку оппонент не проявил должной прыти, председатель трибунала наддал:
– Катись, говорю. Дверь закрой! И, чтобы не подслушивал. Вали, кому сказано!
– Я приказ имею, ни с кем наедине болящего не оставлять, – нагло заявил Ивашка.
Илья скосил глаз. Рука мятежного вертухая лежала на кобуре. Но Иосафат не забоялся.
– Ты за пистоль-то не хватайся, а то я те им же всю рожу раскровяню. А Лаврюшке можешь передать, что я его приказ своей волей отменил.
– Не понял?! – Ивашка бесстрашно выставил вперед ногу.
Но пойдя на бунт – просчитался. Из рукава Иосафата Петровича вылетела круглая гирька на резинке, коротко ткнула охранца в грудь и юркнула обратно. Ивашка склонился, хватаясь руками за ушибленное место. Иосафат же, пользуясь временной беспомощностью супротивника, взял его за шиворот и выкинул за порог. Дверь уверенно чмокнула. Кованый крючок запал на петлю.
– Чего уставился? – недовольно рявкнул Иосафат, но заглянув в безразличные глаза Ильи, добавил уже спокойнее, – Ивашка-то на меня доносить побег. Если ты покажешь про кистень, меня на спрос потянут, если не покажешь – его. Хотя, ты щас ни имени своего, ни прозвания не