Стояло раннее погожее утро…. Анатолий Закотный

      Чтобы поддержать тепло во времянке, вставали ночью и подкладывали в печь дрова. Однако холод все равно пробирался в избу – набирая утром воду из ведра, приходилось разбивать кружкой тонкий слой льда.

      В одну из таких морозных ночей Аня, бывшая на сносях, разбудила Алексея и, плача, сказала, что наверно пришло время рожать. Она попросила растерянного мужа сбегать за матерью. Алексей, надев полушубок, шапку и обув валенки, помчался в дом Михаила. Вскоре возле Ани были и мать, и отец, и муж. Мария, поговорив с дочерью и успокоив ее, велела Михаилу идти за Ильиничной, зятю – топить баню.

      – Да жарко не топи. Нагрей в баке воду и все, – сказала она вслед уходящему Алексею. Затем одела Аню и повела к себе домой.

      Через полчаса Михаил привел Ильиничну – ее все в поселке так звали. Эта пожилая седая женщина иногда принимала роды. Говорили, что она сидела в женской колонии, недалеко отсюда. До колонии она работала врачом в военном передвижном госпитале. Больше об Ильиничне ничего не знали, потому что она почти ни с кем не общалась.

      Пришел Алексей сказать, что баня готова. Женщины повели Аню по тропке в баню, а Алексею дали нести стопку простыней. Алексей недоумевал:

      – Зачем столько простыней? Ильинична грубо ответила ему:

      – А ты что хочешь, чтобы твоя жена на голом полке рожала? Пока Аня медленно и осторожно шла по узенькой тропинке, Мария быстро дошла до бани и помыла полки. Когда пришла Аня, Ильинична осталась с ней. Она застелила полок простынями и, раздев Аню, помогла лечь. В предбаннике Алексей и Мария слышали плач и стоны Ани и подбадривающий голос Ильиничны. И вдруг все смолкло. Все ждали детского плача, но его не было. Родившийся ребенок не дышал.

      – Ну уж нет! – возмущенно воскликнула Ильинична. Она взяла ребенка одной рукой за ножки и подняла его вниз головой, а другой рукой стала шлепать его по попке. Наверное от обиды мальчик (а это был мальчик) заплакал. Через некоторое время Ильинична открыла дверь предбанника и сказала:

      – Идите, принимайте пополнение.

      Родители подошли к Ане. Она лежала бледная, но улыбающаяся, прижимая к себе младенца. А Ильинична села в предбаннике на лавку, закурила папиросу и пробормотала:

      – Подумаешь, нахлебался, – немного помолчав, снова: – выскочат замуж, а рожать не умеют. – Затем еще покурив, улыбнулась каким-то своим далеким воспоминаниям.