Правь, Британия! (сборник). Дафна Дюморье
из дома! Которые мне подарила мама!
Я надеялся, что горестное потрясение, вызванное неожиданной катастрофой, окажется настолько велико, что вытеснит гнев из сердца Франсуазы, но тут ею овладело такое смятение чувств, что она потеряла всякий контроль над собой, и горечь месяцев, возможно, лет хлынула на поверхность.
– Дрянная девчонка! – вскричала она. – Разбила своими ужасными неуклюжими ногами единственное, чем я владею и что люблю в этом доме! Лучше бы твой отец учил тебя порядку и хорошим манерам, вместо того чтобы забивать голову всякими глупостями – всеми этими святыми и видениями. Ничего, подожди, пока у тебя родится братец, тогда уж баловать и портить будут его, а тебе достанется второе место; это пойдет тебе на пользу, да и всем остальным тоже. Оставьте меня, не хочу никого видеть, оставьте меня, ради бога…
Вся краска схлынула с лица Мари-Ноэль, и она выбежала из комнаты. Я подошел к кровати.
– Франсуаза, – начал я, но она оттолкнула меня; в глазах ее было страдание.
– Нет, – сказала она. – Нет… нет… нет…
Она снова откинулась на подушки, зарылась в них лицом, и, в тщетной попытке как-то помочь, хоть что-то сделать, я собрал осколки фарфоровых животных и унес их в гардеробную, чтобы они не попались на глаза Франсуазе, когда она посмотрит на пол. Там я механически завернул их в целлофан и бумагу, служившие оберткой огромному флакону духов, все еще стоявшему на комоде. Мари-Ноэль нигде не было видно, и, вспомнив вчерашний вечер, плетку и – еще страшнее – угрозу прыгнуть вниз, я вышел из гардеробной и, охваченный внезапным страхом, взлетел по лестнице в башенку, перескакивая через три ступеньки. Но, войдя в детскую, я с облегчением увидел, что окно закрыто, а Мари-Ноэль раздевается, аккуратно складывая свои вещи на стул.
– Что ты делаешь? – спросил я.
– Я плохо себя вела, – ответила девочка. – Разве мне не надо лечь в постель?
И я вдруг увидел мир взрослых ее глазами – его силу, отсутствие логики и понимания, мир, где, принимая это как должное, ты раздеваешься и ложишься в постель без четверти десять утра и комнату заливают солнечные лучи – через час после того, как поднялся, потому лишь, что взрослые сочли это подходящим наказанием.
– Думаю, что нет, – сказал я. – Что в этом пользы? И к тому же ты не хотела их разбить. Тебе просто не повезло.
– Но ведь в Виллар ты меня теперь не возьмешь, да? – спросила девочка.
– Почему бы и нет?
На лице Мари-Ноэль была растерянность.
– Это удовольствие, – сказала она. – Ты не заслужил удовольствие, если разбил ценную вещь.
– Ты же не хотела разбить эти фигурки, – сказал я. – Вот в чем разница. Главное, что теперь надо сделать, это попробовать их починить. Может быть, найдем в Вилларе мастерскую.
Она покачала головой:
– Сомневаюсь.
– Посмотрим, – сказал я.
– Я не упала бы, если бы не руки, – сказала Мари-Ноэль. – Я оперлась о пол возле самого столика, и у меня ослабли запястья. Я кувыркалась раньше в парке миллион раз.
– Ты