Белые на фоне черного леса. Елена Минкина-Тайчер
какие диалоги. Надеюсь, ты не рассказывала про Казахстан и прочее? У этих людей нет совести и сердца, поэтому никогда, ты слышишь, никогда ни о чем с ними не разговаривай! Пусть лучше подумает, что ты недоразвитая.
Он наверняка так и думал. Потому что даже не пытался мне ничего говорить, спокойно заходил, закрывал на ключ дверь, расстегивал форменные штаны в отвратительных желтых пятнах. Почти каждый раз после его ухода меня рвало, все время мучительно хотелось в туалет, но моча выходила по капле и жгла как огонь. Я боялась пить, боялась ходить в туалет, любые выделения вызывали дополнительную муку. Папа и Фаина Петровна после первого посещения старшего лейтенанта Пронина не спали несколько ночей, пересматривали документы, что-то сжигали в тазу, но постепенно успокоились, тем более у обоих на работе был настоящий аврал, у папы сдавали новый цех, а у Фаины Петровны ушла в декрет лучшая акушерка. Сколько это продолжалось? Месяц, три? Время остановилось, уроки и домашние задания казались ненужной детской глупостью, я только беспрерывно мылась и на радость Фаине Петровне маниакально драила полы, тазы и раковину.
Странно, что мысль обратиться к врачу ни разу не пришла в мою бедную голову. Наверное, потому, что медицина навсегда считалась вотчиной Фаины Петровны. Стоило только представить ее кабинет и гинекологическое кресло, похожее на орудие пыток. Добровольно при ярком свете снять интимную одежду, добровольно влезть на унизительное кресло, раздвинуть ноги под взглядом Фаины Петровны? Даже визит моего мучителя казался менее ужасным. И опять если бы. Если бы Фаина Петровна работала поварихой или водителем трамвая, я бы решилась пойти к доктору и болезнь не оказалась бы такой запущенной. Позорная венерическая болезнь, навсегда лишившая меня шанса на земную любовь и материнство.
Любила ли она меня хоть немного или только терпела как досадное приложение к позднему грустному браку? Кто знает. Папу жалела, это точно. Старалась повкуснее накормить, ждала с работы, поминутно выглядывая в низкое окошко, иногда гладила по голове и при этом смотрела ласково и задумчиво, как на своего подросшего сына. И когда папа умер от внезапного сердечного приступа, она вела себя очень достойно – пригласила сотрудников с завода, высадила на свежей могиле прекрасные редкие георгины, одежду постирала, сложила и отдала дворнику с соседней улицы. Часы, запонки и фотографии Фаина Петровна убрала в красивую деревянную коробку, чтобы мне легко было хранить. Так и подписала аккуратным, совсем не докторским почерком: «для Алины».
Мы прожили вместе тридцать семь лет и обе добросовестно выполнили свой долг. Узнав в конце концов страшную правду о моей болезни, она бросилась в Москву и привезла самые новые и редкие антибиотики, каждый месяц мы ездили на консультацию в Институт кожных и венерических болезней, хотя в нашем городе был, конечно, свой диспансер, для повышения иммунитета Фаина Петровна кормила меня сливочным маслом, виноградом и невиданной в наших краях красной икрой. Главное, папа так ничего и не узнал. Потому что через