КроШа. Книга вторая. Марина Анатольевна Кистяева
его имя произнести, как можно спокойнее. – Послушай меня, пожалуйста. Один раз. Думаю, ты поймешь и…
– Лера, – он ее снова оборвал. Слушать явно не хотел. – Я все знаю, что ты мне сейчас скажешь. Что ты «не такая». Что пойти на договор со мной, тебя вынудили обстоятельства. Никто и не спорит. Ты – хороший человек. Покладистая. Умная. Добрая. Хорошая любовница, – а последнее он к чему приплел? – Но! Мне на все это плевать. Я хочу и второго ребенка. И готов платить.
Если раньше по спине Леры то и дело пробегал холодок, то теперь ее словно в кипяток кинули. Причем, этак неаккуратно. Просто толкнули в спину.
И она полетела…
– Тимур, – она снова обратилась к нему, хотя в глубине души и понимала, что её жалкая попытка достучаться до него ни к чему не приведет. – Твой разговор о деньгах – пустое.
– Неужели?
Он ударил по самому больному. В одно простое слово вложил столько яда, что Лера едва ли не захлебнулась им.
Она ничего не ответила. Лишь вскинула кверху подбородок.
Он оценил ее жест.
Снова подался вперед, наклонившись как можно глубже, максимально приблизив свое жесткое лицо к ее фигуре.
– Ты же должна понимать, что я ни за что не отдам тебе ребенка…
Вот он это и сказал.
Ожидаемо.
И как же страшно.
Он сказал без угрозы, без насмешки.
Констатация факта.
Она медленно улыбнулась в ответ.
Спокойно так.
– Тимур, и ты должен понимать, что я не отдам тебе второго ребенка.
Он был готов к этому заявлению.
– Знаю. Поэтому я с тобой пока и веду диалог.
– Пока? – это слово низвергало всё хорошее, что теплилось в душе Леры.
Что давало надежду…
Нет-нет-нет! Стоп-стоп-стоп!
Думать о плохом она не имеет права! Да и нельзя забывать, что Сардынов сейчас находится в таком состоянии, что готов применить угрозы в том числе. За него говорят эмоции.
Ей же главное – не отреагировать на них так, как он того добивается. Не выказать страха.
– Пока, Лера, – он, не мигая, смотрел на нее. – Ты сама сказала – тебе необходим покой. Душевное равновесие. Вот я и хочу покончить разом с возникшим… недоразумением.
– Мой ребенок – не недоразумение.
– Твой… – Тимур снова скривил губы, и Лере безумно захотелось его ударить. Схватить со стола первый попавшийся предмет и запустить им в него.
– Мой, Тимур.
Он хотел что-то сказать, его губы зашевелились, потом, видимо, передумал. Лишь продолжил гипнотизировать ее взглядом.
Это было давление. Открытое.
Они оба понимали, что оказались в непростой ситуации. Может, и правильно выразился Сардынов – в дерьмовой. Потому что, как ни крути, выхода пока не было.
Лера за себя знала – второго ребенка не отдаст.
Потому что второй малыш – это её спасение.
Звучит малодушно? Так она и не заявляла о себе, как о сильной личности. А спасение ей необходимо. От той тьмы, от той безнадежности, что обрушится на нее в роддоме,