Убыр: Дилогия. Шамиль Идиатуллин
спросил прыщавый.
– Да мы уже сто раз так ездили, и в кассе никто не предупредил… – сказал я, лихорадочно соображая.
Они, поди, деньги вымогают – насколько я помнил, все рассказы о полицейских проверках к этому сводились. Но я ж не знаю, сколько давать, как давать и надо ли давать. А вдруг хуже будет. И вообще, чего они меня проверяют, если у них там в вагоне настоящий маньяк-козлина едет.
– Товарищ сержант, – начал я горячо, – там в вагоне, между прочим…
– Документы… – перебил меня сержант, наконец поднимая глаза.
Не понравились мне его глаза. Не то что утомленные – я бы тоже утомился всю жизнь по вагону туда-сюда болтаться, – а тусклые и недобрые. Но я все равно продолжил:
– Там в вагоне извращенец какой-то едет, он к сестре полез, мы чего выскочили-то, в сером плаще…
– Документы, я сказал, – повторил с той же интонацией сержант.
Я хотел возмутиться и даже заорать, но в это время низенький что-то высмотрел за дверью, рывком отодвинул ее и ушел в салон. Ну, логично – каждый занимается своим делом: прыщавый меня шмонать будет, мелкий маньяка ловить. Ладно.
Я расстегнул молнию и полез в карман за паспортом.
Мент сказал:
– Ты куда?
Я испугался, что он, как в фильмах, решит, что я за пистолетом полез, и сам мне в лоб шмальнет, застыл и быстро начал:
– Я документы только…
– Малая, ты куда дернула? – сказал сержант, надвигаясь на меня.
Я рывком обернулся и обнаружил, что Дилька спустилась на платформу и нестерпимо блестит очками от засвеченной стены. Прямо вжалась в нее спиной, словно перед расстрелом.
– Диль, ты куда? – сказал и я, шагнул на ступеньку и обнаружил, что меня не пускают.
Сержант, оказывается, схватил за рукав. И повторил:
– Документы.
– Сейчас, сестру приведу, – объяснил я и попытался выскочить.
Прыщавый не отпустил. Я поскользнулся, больно приложился икрами о кромку ступени, но не упал – сержант оказался крепким, удержал.
– Стоять, красавец, – сказал он и, кажется, ткнул меня дубинкой.
Двери зашипели.
Я отчаянно посмотрел на Дильку. Она застыла у стены.
Сейчас поезд уедет, и она останется ночью на пустой платформе посреди полей, лесов и собак, одна, в почти что зимний холод и голод.
– Ты чего делаешь, мы же уедем сейчас! – заорал я, с усилием повернув лицо к сержанту, кажется, даже слюной его обрызгал.
Он наконец улыбнулся и поднял дубинку.
Двери зашипели и начали закрываться.
Я поспешно уперся ногами в стенки, готовясь к легкому развороту и удару в солнечное – не апперкот, апперкот не получится, из такой позиции вообще ничего не получится, может, лучше в колено бить. За спиной сержанта с шелестом вывалился из салона другой сержант. Прыщавый отвлекся, я кинулся вперед и вниз, сильно дернув плечами, чтобы попасть в щель, – и вырвался. Ладонями-коленями, как жук, язык прикусил, хребет бленькнул, как музыкальный инструмент варган, – хорошо хоть, доски внизу, а не камень. Упал