Белые Волки. Ахат Мушинский
взглядом оторваться не мог. За мгновение до происшествия почувствовал, каким-то шестым чувством определил, засёк несущийся навстречу объект, но было уже поздно, и он принял его на грудь, подхватил, и даже приподнял. А то, что объектом была она – это он как раз за то самое мгновение до соприкосновения и определил, и, казалось, обстоятельно разглядел, и испугаться успел, и пожалеть её, ведь ангелочек этот на «фигурках» вдребезги об него разбиться могла.
«Куда тебя чёрт в обратную сторону несёт!» – хотел было строго заметить Булатов, но и без того испуганный вид юной «фигуристки» заставил его умерить воспитательный пыл, и он кратко и тихо и даже виновато спросил:
– Не ушиблась?
Этот простой вопрос привел её в себя, и она – не забиваешь ты, забивают тебе – выпалила:
– Отпустите же меня!
До Булатова, наконец, дошло, что он всё ещё держит девицу в руках у себя на груди, и она, бедняжка, тянется ножками ко льду, змеевидно шевелится, пытаясь высвободиться из крепких объятий незнакомца.
– Да, конечно, – повиновался чемпион. – Но куда ты в обратную сторону-то мчалась?
– Не мчалась, а тихонечко ехала, – урезонила она, одёргивая сиреневую курточку с откинутым капюшоном и поправляя два белоснежных крыла из-под шапочки. – В раздевалку.
– Нельзя против течения…
– А по течению далеко, и у меня уж сил не осталось.
– Тебя же могли тут вообще растоптать, пополам разрезать.
– Кроме вас, пожалуй, некому. Растоптать-то, – заметила потерпевшая.
– Спасибо за комплимент, но всё равно надо поосмотрительней… вон как гоняют! Покалечат и фамилии не спросят.
– Лучше б проводили, раз вы такой заботливый. А то и, правда, инвалидом сделают. Видите, еле стою?!
– Поехали. – Булатов взял девицу под локоток и двинулся с ней по встречному для всей ледовой карусели маршруту к раздевалке. Он был выше её на голову, она рядом с ним выглядела маленькой набедокурившей проказницей, вовремя взятой под белы рученьки.
Она и точно на коньках стояла кое-как. Ноги её вихляли, ломались, лезвия «фигурок» скользили в невероятных направлениях.
– Да ты носками отталкивайся, носками, – как можно мягче советовал Булатов, – это ведь фигурные коньки, у них вон, впереди там, специальные зазубринки имеются.
– Легко говорить, а у меня ноги устали. Устали, понимаете, и болят. – Она шмыгнула покрасневшим носиком, готовая расплакаться.
– Тогда поставь их вместе, как по стойке смирно, и я покачу вагончиком тебя, только держись, не падай.
С грехом пополам добрались до цели. Плюхнулись на лавку. Булатов вдруг почувствовал, что тоже устал. Казалось бы, пустяк, смешно, отбуксировал лёгонькую, как пёрышко, девчонку до раздевалки, а вот невероятным образом выдохся, даже горло пересохло. Не выдохся, понятно, просто испугался за неё. Больше двадцати лет провёл на льду – хоккейном льду! – пуганный, вроде бы уж,