Terra Incognita: Затонувший мир. Выжженный мир. Хрустальный мир (сборник). Джеймс Грэм Баллард
ярлык.
– Скажите мне, Роберт, если бы вам предложили суммировать результаты ваших наблюдений за последние три года, как бы вы это сделали?
Некоторое время Керанс колебался, затем небрежно взмахнул рукой.
– Это не слишком трудно. – Он видел, что Бодкин ожидает серьезного ответа, и собрался с мыслями. – Что ж, можно коротко сказать, что под влиянием повышения температуры, влажности и уровня радиации флора и фауна планеты начали возвращаться к тем формам, которые были распространены на Земле при таких же условиях, иначе говоря – в триасовую эру.
– Верно. – Бодкин начал прохаживаться между скамей. – На протяжении последних трех лет мы с вами, Роберт, осмотрели не менее пяти тысяч образцов животных и буквально десятки тысяч новых разновидностей растений. Везде мы наблюдали одно и то же: бесчисленные мутации направлены на то, чтобы организмы выжили в изменившихся условиях. Повсюду мы наблюдали лавинообразное возвращение в прошлое – настолько массовое, что немногие сложные организмы, сохранившиеся на прежнем уровне развития, выглядят странным отклонением от нормы: это немногие земноводные, птицы и – человек. Любопытно, что подробно каталогизируя возвращение в прошлое у многочисленных растений и животных, мы игнорировали наиболее важный организм планеты.
Керанс засмеялся.
– Преклоняюсь перед вами. Алан. Но что ж, вы предполагаете, что Хардман превращается в кроманьонца, яванского человека или даже синантропа? Вряд ли, конечно. Не будет ли это простой противоположностью ламаркизма?
– Согласен. Этого я не предполагаю. – Бодкин наклонился над одним из столов, набрал полную горсть арахиса и бросил маленькой обезьянке, сидевшей в клетке неподалеку. – Хотя очевидно, через две или три сотни миллионов лет homo sapiens вымрет и наша маленькая кузина останется высшей формой жизни на планете. Однако биологический процесс развивается не прямо. – Он извлек из кармана носовой платок и протянул его обезьянке, которая вздрогнула и отскочила. – Если мы вернемся в джунгли, мы превратимся в обед для кого-нибудь.
Он подошел к окну и выглянул сквозь густую проволочную сеть, которая пропускала лишь узкий луч яркого солнечного света. Погруженная в жару, лагуна была неподвижной, завесы пара вздымались над водой, как гигантские привидения.
– В действительности я думаю совсем о другом. Разве меняется только внешность? Как часто многим из нас казалось, что все это мы уже видели когда-то, что мы каким-то образом помним эти болота и лагуны? Однако наше сознание и подсознание хранят эти воспоминания избирательно, большинство из них – это воспоминания об опасности и ужасе. Ничто не сохраняется так долго, как страх. Где-то в глубинах организма имеются древние, миллионолетнего возраста механизмы, которые спали на протяжении тысяч поколений, но сохранили свои возможности нетронутыми. Классический пример такого механизма – отношение полевой мыши к силуэту ястреба. Даже вырезанный из бумаги силуэт ястреба, поднесенный к клетке, заставляет мышь в панике искать спасения. А как иначе можно