Ключ от миража. Татьяна Степанова
Вот невезуха! Скандалисты какие-то.
Но он ошибался. Встреча с настоящим скандалистом была еще только впереди. И свидерковское грозное крикливое начальство здесь просто отдыхало.
Впоследствии Никита часто вспоминал ту самую первую встречу с жильцами ЭТОГО ДОМА. Там, на лестничной площадке между пятым и шестым этажами, были многие из них. Тогда они все были для него еще совершенно незнакомыми, совершенно чужими людьми, чьи возмущенные голоса сливались в нестройную какофонию и воспринимались просто как досадный назойливый шум, как помеха работе.
Их лица невозможно было еще запомнить, а названные имена и фамилии почти сразу же вылетали из головы. В ту самую первую встречу на площадке у лифта все эти люди даже еще не были для Колосова свидетелями, а являлись просто гражданами, жильцами. То есть чем-то абстрактным и далеким.
Позже все изменилось. Он и сам не понял, в какой момент это случилось. И был удивлен и заинтригован этой переменой. Но в тот самый первый раз он еще не знал, что ДОМ видел на своем веку немало такого, что могло бы удивить и показаться странным. Дом был свидетелем многих перемен. И кажется, по-своему предвкушал и ожидал их.
Но при той встрече с жильцами первое, о чем Колосов подумал, было: нет уж, дудки, так у нас с вами, дорогие граждане, дело не пойдет! Крики, ругань просто оглушали. Складывалось впечатление, что на площадке у лифта кого-то линчуют. Жильцы линчевали участкового. В их агрессивном окружении он казался совсем беззащитным. Хотелось прийти ему на выручку – не то его заживо могли съесть, не оставив даже форменной фуражки.
Упреки сыпались градом, казалось, в избиении и уязвлении профессионального самолюбия участкового принимали участие все до одного жильцы, но уже через минуту слегка даже обалдевший от крика Колосов понял, что скандалят не все. Нет, как раз большая часть тех, кто собрался на площадке, выжидательно молчала, с недобрым любопытством наблюдая за тем, как скандалит и наскакивает на милиционера один-единственный жилец – крохотная, как гном, круглая, как мячик, красная, как рак, старушонка в спортивных брюках с белыми лампасами, вязаной кофте и наброшенном на плечи старом драповом пальто с коричневым норковым воротником, побитым молью.
– Да что вы нам чепуху-то говорите! Что вы нас тут за нос-то водите! Мы вас во сколько вызвали? Мы вас утром рано вызвали, а вы что? Всех перебулгачили, перебудили, напугали всех до смерти. А у меня стенокардия, давление ползет, чуть глаза не лопаются! У меня невестка беременная на восьмом месяце! А в ее-то возрасте роды еще перенесть надо суметь. Тебе вот за тридцать будет, сам рожай – попробуй! Да вам-то что, что вам, и правда рожать, что ли? Вы того даже делать не умеете, на что вы от государства поставлены, за что вам деньги плотят! Мы вас когда вызвали? Когда еще показали все – и следы, и кровищу на лестнице! А вы что? Фыр-фыр, восемь дыр, хвостом только повертели. От Надежды Иосифовны вон, как от мухи надоевшей, отмахнулись и поминай как звали – уехали! А мы тут…
– Я молодому человеку сказала, что он должен все осмотреть тут,