Испытание реализмом. Материалы научно-теоретической конференции «Творчество Юрия Полякова: традиция и новаторство» (к 60-летию писателя). Коллектив авторов
гадюками, хотя и маленькими. В реальности – оказывается червивым.
Червивой нарисована и окружающая этого персонажа действительность. Собственно, это не столько действительность, сколько симулякр действительности. При этом писатель не забыл ни одного аспекта псевдожизни постсоветской эпохи. Все они переданы с иронической гиперболой.
Из прошлой советской жизни так нарисованы Эвалд Оттович и «святой человек» Валентин Петрович. Борец с «Иосифом Ужасным» Красный Эвалд на поверку оказывается отнюдь не противником террора, а самым активным его сторонником. Но советским людям, якобы не созревшим для правды, решено об этом не говорить. Его помощник, столь верно служивший Эвалду, на самом деле главный доносчик на шефа, а «святой человек» Валентин Петрович оказывается бюрократом. История иронизирует над людьми. (Например, Сталин принял теорию классовой борьбы Эвалда, и тому «мало не показалось».) А Поляков иронизирует и над историей, и над горе-историками.
Другой симулякр в романе – коррупционеры под масками защитников новой России. Так, в 16-й главе подробно описывается юбилей большого начальника, бывшего шестидесятника Андрея Викторовича. Уже описание очереди выстроившихся для поздравления подхалимов – явный пастиш. Спародирован из высоких слов и циничного их понимания и образ юбиляра. «Вчера, – наставляет он Свирельникова, – коммунизм строили, сегодня – капитализм, завтра еще чего-нибудь придумают… А мы должны Россию строить, как бы это ни называлось». Андрей Дмитриевич дополняет эти рассуждения чиновника комментарием, что тот к новой лексике «приспособился, научился говорить про общечеловеческие ценности, брать откаты, однако ко всему, что случилось в Отечестве за последние 15 лет, относился как к какому-то дурному партийному уклону, вроде хрущевской кукурузомании». В 30-й главе эти характеристики обогатятся описанием одного из помощников Андрея Викторовича, некоего Болеслава Болеславовича Жолтикова, «чиновника для деликатных поручений, а именно получения и передачи взяток» шефу.
Не жалует автор и многочисленные выросшие, как грибы, партии, придумывая им весьма ироничные названия (например, партия гражданского общества, возглавляемая директором «Сантехглобола» Толкачиком, названа партией гражданского общества – сокращенно ГРОБ). А ее политтехнологи наделены весьма прозрачными фамилиями: Поплавковский, Подберезовский и Грузельский). К этому же виду иронии относятся и поименованные в 27-й главе партия потерпевших пешеходов (ППП) и общество любителей морских свинок.
Симулякром является и показная религиозность или мистическое сектантство. Бывший партийный пропагандист Венедикт Иванович Головачев, прозванный Трубой, становится отцом Вениамином и с прежним усердием проповедует то, что еще недавно отрицал. А Сергий Радонежский на иконе в строящемся храме «скорбно и недвижно глядел… размышляя, наверное, о том, зачем надо было насмерть биться на Куликовом поле с татарским игом, чтобы