Принцип маятника. Юрий Кубанин
вполне транспортабелен. Не пора ли его, со всем этим криминальным геморроем, из нашей обычной городской куда-нибудь в профильную клинику сосватать? В Москву, скажем, в Склиф, или в Бурденко… Куда угодно, где светил побольше нашего. Для него благо, а нам так вообще праздник. Может, всё-таки отбросить моральное чистоплюйство, коль уж ситуёвина так обернулась?..
– Вот! – оживился Ашот. – Юрий Иванович, дорогой, нажми на главного. Консилиум, считай, провели. Три мнения совпали. Это что-нибудь, да значит!
Сообща набросали тезисы, зав снял трубку… Недолго слушал ответ.
– Ну? – напрягся Ашот.
– Подумают. Дежурь пока…
Весь день Ашот ныл Баринову «в жилетку».
– Электролиты из лаборатории пришли… в скобках, как обычно, норма указана, смотрю – ни черта не соображаю…
Только с Бариновым он позволял себе иногда дать слабину. С остальными держал марку. Хоть и обрусевшего, не в первом поколении, но горца.
Перед уходом Баринов ещё раз приободрил Ашота:
– Давай, джигит, ни пуха… Не дрейфь, прорвёмся. Скорей всего, понты всё это. А мы сразу в паранойю, в бредни, дёргаться… Образуется, вот увидишь!
Сдружились они сразу. Только теперь Баринов задумался – что же их сблизило. Очевидно, сознание равенства. Равенства равных по любви к специальности, профессионализму, по здоровому честолюбию. Обоюдной брезгливости к, чего греха таить, вымогательству, «если кто-то, кое-где, у нас порой…».
И ещё он поймал себе на мысли, что перипетии последней недели как бы далеко в прошлом, канули, как дурной сон. И Ашот напрасно разволновался…
Звонок раздался ночью.
– Они звонили, Игорёк! Они звонили! – кричал Ашот на том конце провода.
– Кто они?.. – Баринов никак не мог проснуться.
– Они!.. Твои! Не знаю, кто к тебе приходил, но они звонили! Гяур, говорят, придурок отказался, на тебя, говорят, однокровника надежда… Не бойся, говорят, мы не на прослушке. Какой, к чёрту, не бойся! Что мне делать, Игорёк?
– Ты им что сказал?
– Что я им сказал? Погоди, что же я им сказал? Я сказал – подумаю… Что я мог им сказать! У меня Лалка, Эллочка, Карик! Что мне делать, Игорёк?
– Для начала, не ори так. Моих разбудишь. Подожди, я на кухню перейду… Вот что. Сразу они всё равно ничего предпринимать не будут. Утром я тебя пораньше сменю, дуй по моим стопам в полицию. К оперу, что нас инструктировал. В таких делах, чем больше народу в теме, тем им проблемней свои делишки проворачивать. И возьми себя в руки, сообразим колхозом что-нибудь…
Ночная санитарка баба Маша караулила Баринова на своём привычном месте.
– Ранетый-то… помер! – сообщила она тоном первой сплетницы.
– Когда?.. – растерялся Баринов.
– Дак вот… к утречку. Светать стало, он и преставился. Упокой, Осподи, душу его грешную. И, слышь, Николаич… – нянька перешла на шёпот. – На Шота Руставелича (назвала она по-свойски Ашота) смотреть страшно…
Ашот сидел