Детство милое. Вячеслав Евдокимов
железный.
«Поднять, поднять! Вдруг он полезный?».
И вынес на берег. А это…
Был ствол нержавый пистолета!
Весом он был и воронёный.
Вдруг им поступок незаконный
Да совершил преступник тайный,
Его суд ищет чрезвычайный?
Ещё подумают, что я то…
Душа вмиг страхом вся объята,
И я швыряю ствол обратно!
И стало сразу так приятно…
И на меня уж нет улики,
Ах, ум мой умненький, великий!
И мчал я вдаль, боясь погони, —
Так от волков несутся кони!
Я, будто шар, взлетел от низа,
И не бежать вдаль нет каприза.
А место то, от вас не скрою,
Ввек обходил уж стороною…
Наглая ворона
А на горах тех, на макушке,
Стояло здание церквушки —
Такой казалась сразу с виду,
Но не впадала, нет, в обиду:
Внутри казалася огромной,
Её вместительность – не скромной.
К ней мы по праздникам церковным
Шли с мамой шагом твёрдым, ровным,
Она ведь веровала в Бога,
Всё исполняла точно, строго,
За нас, живых, молилась, грешных,
И не жильцов уж в мире здешних.
«Вот так, сынок, молиться надо,
Тебе небесная награда
И будет Боженьки тогда‒то», —
Звучал мне голос сладковато,
Ну, и являла мне знаменье…
Моё же было в том стремленье,
Чтоб охватить вокруг всё взглядом,
Ну, там и там, вдали и рядом…
Здесь было всё так необычно,
И на верху я даже лично
Иконы видел расписные,
На коих боги неземные…
И образа вокруг по стенам,
Всё в блеске злата несравненном,
Глядели боги с них сурово…
Уж попадёт, за будь здорово,
Коль вдруг нарушишь предписанье,
Вмиг в ад последует изгнанье,
А там уж черти вилы, плётку
Готовят, жарить – сковородку,
Ведь в изуверстве чёрт не цаца,
На ней от жара извиваться
Начнёшь, как уж, ведь больно, больно…
Не крикнешь в плаче, мол, довольно!
Не мыслит он по‒русски слова,
А лишь подбросит дров вмиг снова,
Чтоб пламя сроду не погасло,
Да окунёт поглубже в масло…
Вот тут со страха поневоле
И уж грешить не будешь боле.
А согрешишь вдруг по незнанью,
Не быть вовеки наказанью,
Просив прощения усердно
У Бога, тот и милосердно
Простит, легонько пожуривши,
С своей святой небесной ниши.
И вновь ты чист, как после бани,
В своём хозяином будь стане.
И так всю жизнь: «Я каюсь, грешен…».
И вмиг прощением утешен.
И были в церкви песнопенья,
В душе рождая умиленье…
Мерцали свечи – свет им задан,
И аромат струил свой ладан…
И всё