Крестоносцы 1410. Юзеф Игнаций Крашевский
сестра! – сказал он, заслоняясь рукой. – Мы должны в Польшу отослать важные письма… У нас нет того, кому можно их поручить, мужчин грабят и вешают, трудно даже нищему туда пробраться.
Для этого нам нужны женщины. Понимаете?
– И вы хотите меня с письмами отправить в Польшу? – прервала Носкова, невольно заломив руки.
– Нет причин тревожиться! – молвил Мерхейм. – Во-первых, вы будете иметь охранный лист, потом – вы женщина, далее, ваше неумолимое обаяние, которое обезоруживает людей, потом – ваша ловкость… наконец, у вас будет хороший проводник, о котором я вам расскажу позднее.
Вдова напряжённо посмотрела ему в глаза.
– Справлюсь ли я с этим?
– Кто же, если не вы? Слушайте меня, потому что речь о великих вещах. С хитрыми людьми нужно хитро начинать. Оружие оружием, а голова ещё больше него значит… Нам необходимо знать о передвижениях неприятеля, иметь там кого-то своего… Ваша поездка никому удивительной не покажется: вы польского рода, к своим возвращаетесь. «Почему сей-час?» – кто-нибудь спросит. – А ну, вещь ясная! Исход войны неопределён, вдруг вторгнутся дикари Витольда под Торунь, в Торунь. Вы не хотите дочку и себя на милость татарскую отдавать, вы желаете спокойно в Польше пересидеть бурю.
Он улыбался.
– Не правда ли? Или ж не поверит тут каждый легко, что вы эту прелестную ягодку хотите в безопасном месте иметь? Что странного в том, при каком дворе вы найдёте себе там приют?
– При каком же дворе? – спросила заинтересованно Носкова.
– При княжеском. У Мазовецких! – Под опекой княгини Александры Ольгердовны, – добавил, усмехаясь, казначей. – Ведь место хорошее? Там обо всём вы будете знать, а оттуда нам доносить.
– Сама я не жалею, – сказала Носкова, – с Офкой беда. О! С этой девушкой и сидеть трудно и ехать небезопасно. Каждому на глаза попадает, и самовольная: что ей в голову придёт, то сделать готова.
– Гм! Гм! – едва слышно произнёс казначей. – А ну, её тоже использовать можно, только бы суметь! Она из сердца каждого добудет тайну. Перед ней запел бы человек про смертный грех. Одна такая Офка на свете. И разум у неё не отсутствует.
– Если бы столько степенности имела! – вздохнула мать. – Но это огонь и сера.
– Других она спалит, – сказал, смеясь, казначей, – а ей ничего не будет. Я за неё не боюсь и вы не должны бояться, скорее за тех, что с ней встретятся.
Носкова, опёршись на руки, молча размышляла.
– Тяжёлое дело, тяжёлое!
– А что же лёгкого, когда много стоит. Золото тоже тяжёлое, потому что дорогое. Послушайте меня хорошо. Письма у нас срочные, важные для Ордена: никому мы их не поручим, кроме вас.
– Далеко ли вести их?
– В Мазовию, – ответил Мерхейм, – к Ягайловой сестре, которая к нам из всей родни больше расположена, хотя не всегда это показать может. Вы отдадите ей письма, а сами останетесь на дворе.
Говоря это, он налил себе вина в кубок, и, поднимая его, воскликнул:
– Ваше здоровье, пани Барбара! Здоровье ваше