Страна Лавкрафта. Мэтт Рафф
на улице. С чего бы это?
– Видите ли, сэр. Дело в том…
– Не надо. Уильям позвонил и все рассказал. Как к нему попал наш устав?
– Понятия не имею, сэр, – ответил Калеб. – Их ведь никто не запирал. Может, валялся где-нибудь в доме.
– Валялся… – Брейтуайт-старший, нахмурясь, посмотрел на сына. – А ты что же? Видел же, что он творит, почему не вмешался?
– Я…
– Неважно. И так знаю. – Брейтуайт вздохнул. – Ну что ж… Значит, ты у нас Тернер?
– Для вас – мистер Тернер, – сказал Аттикус.
– Хоть представляешь, какую головную боль ты мне устроил? Эти сыны адамовы невыносимы даже в добром расположении духа, а уж на голодный желудок… И все по твоей милости.
– Весьма сожалею.
– Ты не знаешь, что значит сожалеть. Пока. – Брейтуайт закончил вытирать руки и кинул тряпку на стол. – Итак, мистер Тернер, вам любопытно, зачем вы мне понадобились?
– Да. Наверное, все-таки не за тем, чтобы получить свою долю наследства.
– Верно, – сказал Сэмюэл Брейтуайт. – Ты и есть наследство.
– Чего-чего?
Повторять Брейтуайт-старший не стал, а вместо этого указал на картину.
– Что думаете об этом произведении искусства, мистер Тернер?
– Не знаю, я в этом не особо разбираюсь, – пожал плечами Аттикус.
– Йозеф Таннгаузер, современник и в каком-то смысле единомышленник Тита Брейтуайта, хоть и не член ложи. Умер в тысяча восемьсот первом, в бостонской лечебнице для душевнобольных. Это одна из последних его картин, называется «Бытие, глава вторая, стих девятнадцатый». Текст знаешь?
Аттикус мотнул головой.
– «Господь Бог, – процитировал Брейтуайт, – образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей». В представлении Таннгаузера, акт наречения – это нечто большее, чем навешивание ярлыков. Человек – то есть Адам – непосредственно принимает участие в творении, придавая каждой твари конечный вид и определяя ее место в иерархии природы.
– То есть расставляет всех по своим местам.
– Точно. На заре времен – ненадолго – все стояли на подобающих им местах: сверху Бог, дальше мужчина, женщина и так далее до самой мерзкой ползучей твари. – Он посмотрел на Аттикуса. – А потом, как обычно, вмешалась энтропия. Человека изгнали из Рая, Потоп и Вавилонское столпотворение внесли сумятицу, и когда-то изящная и стройная иерархия распалась, превратившись в клубок племен и народов. Ясное дело, происходило все совсем не так. Только недалекие трактуют Библию буквально. Но как аллегория она и в самом деле весьма удачна.
– Аллегория на энтропию, – подытожил Аттикус.
В уставе действительно немало говорилось про энтропию, историю, развитие и деградацию человеческого общества.
– И тут появляетесь вы со своим Орденом. Ваша цель – вернуть все на круги своя, как было в райском саду, так? С помощью колдовства.
Брейтуайт презрительно