Иов, или Комедия справедливости. Роберт Хайнлайн
закрыл дверь на ключ и на задвижку и, рухнув в кресло, буквально затрясся от перенесенного ужаса.
Минут через десять я встал, прошел в ванную и умылся ледяной водой. Я все еще ничего не понимал и по-прежнему был испуган, но нервы уже не трепетали подобно флагу на сильном ветру. С того самого момента, как я стал подозревать, что происходит нечто исключительно странное, мне удалось держать себя в руках. Когда же это началось? Тогда, когда мне показалось, что все происходящее в огненной яме выглядит нереальным? Или позже? С полной уверенностью можно было утверждать, что это уже случилось, когда я увидел, что один корабль водоизмещением в двадцать тысяч тонн подменен другим.
Мой родитель, бывало, говаривал мне: «Алекс, нет ничего плохого в том, что ты трусишь… Разумеется, если ты не позволишь страху подчинить себя и ничем не выдашь боязни до тех пор, пока опасность не окажется позади. Даже истерике можно дать волю… но только потом, когда рядом уже никого не будет. Слезы вовсе не свидетельствуют об отсутствии мужества, если ты прольешь их в ванной за запертой дверью. Разница между трусом и храбрецом заключается главным образом в умении своевременно выражать свои эмоции».
Я не такой, каким был мой отец, но все же стараюсь следовать его советам. Если научиться сдерживать невольную дрожь, когда взрываются ракеты фейерверка или что-то в этом роде, то появляется неплохой шанс продержаться на плаву, пока опасность не минует.
Опасность еще не прошла, но я явно выиграл от катарсиса, вызванного хорошей порцией мандража. Теперь я мог рассуждать спокойно.
Предположения:
а) что-то умопомрачительное случилось с окружающим меня миром; или же
б) что-то умопомрачительное произошло с Алексом Хергенсхаймером, а значит, его следует держать взаперти и накачать успокоительным.
Третье предположение придумать не удалось, поскольку эти два неплохо соответствовали всем основным фактам. Тратить время на второе предположение тоже не стоило. Ежели я начну разводить змей в собственной шляпе, то окружающие сразу заметят это, заявятся сюда со смирительной рубашкой и посадят меня в симпатичную комнату с обитыми войлоком стенами.
Поэтому давайте-ка предположим, что я нахожусь в здравом уме (или близко к тому – сейчас небольшая доза безумия была бы даже полезна). Если со мной все о’кей, то, значит, свихнулся весь мир. Будем разбираться по порядку.
Бумажник. Он не мой. Большинство бумажников похожи друг на друга, и этот весьма схож с тем, который был у меня раньше. Но когда носишь бумажник несколько лет, то к нему привыкаешь, и он становится действительно твоим. Я сразу же понял, что этот не мой. Только мне не хотелось противоречить вахтенному старшине, который явно признал во мне мистера Грэхема.
Я вынул бумажник Грэхема и раскрыл его.
Несколько сот франков – сколько, посчитаем потом.
Восемьдесят пять долларов купюрами – законное платежное средство в «Соединенных Штатах Северной Америки».
Водительское удостоверение, выданное А. Л. Грэхему.
Были там еще какие-то бумажки,