Изобретение науки. Новая история научной революции. Дэвид Вуттон
пор, как было найдено новое, никогда не существовавшее [arte novella che mai non fu] искусство». Проповедник сказал: «Я видел человека, первым нашедшего очки, и я беседовал с ним». Совершенно очевидно, что у Джордано не было слова для таких понятий, как «изобретение» или «открытие», и поэтому он прибегнул к парафразу: «новое, никогда не существовавшее искусство». Филарете (ум. ок. 1469, писал на итальянском) так рассказывал об изобретении перспективы Брунеллески: «Пиппо ди сер Брунеллески нашел [inventò] ту перспективу, которая в прежние времена не применялась… Несмотря на ум и искусство древних, они не были знакомы с перспективой». Inventare не могло адекватно передать идею открытия чего-то, прежде неизвестного. Филарете прекрасно понимал: читатели полагают, что любое открытие является повторным, и поэтому посчитал необходимым выразить несогласие с этой точкой зрения.
85
Аргументом в пользу утверждения, что концепция открытия в 1486 г. была новой, могут служить документы XIV в. (Verlinden. Lanzarotto Malocello, 1958), посвященные первому путешествию португальцев на Канары. «Predictarum insularum fuerunt prius nostri regnicole inventores» [ «первые, кто нашел эти острова, были из нашего королевства»], 1188; «avendo délie nos as yllas que trobou e nos gaanou que som no mar do Cabo Nom» [ «получив от него острова, которые он нашел и завоевал для нас»], 1197 – здесь слова inventores по trobou, по всей вероятности, подразумевают открытие. Но фраза querentes ad eas insulas, quas vulgo repertas dicimus [ «направившись к тем островам, которые в обычной речи мы называем «найденными»], 1191, показывает, что «найденный» – это всего лишь распространенная фигура речи (разумеется, невозможно «найти» необитаемый остров, поскольку его никто не «терял»). Более того, образованные люди знали, что не существует такого понятия, как открытие, – и действительно, Канары были известны римлянам.
86
Waldseemüller. The Cosmographiæ introductio (1907), 88 (перевод исправлен; см. xliv). Полезную дискуссию можно найти в Brotton. A History of the World in Twelve Maps (2012). 155, 156, но Броттон цитирует (166, 167) неправильный перевод Вальдземюллера (из Hessler. The Naming of America, 2008), создавая впечатление, что Вальдземюллер полагал, будто Птолемей знал об Америке, и таким образом намекая, что даже у Вальдземюллера отсутствовало полноценное понятие открытия. Латинский текст и достоверный перевод см. в: Waldseemüller. The Cosmographiæ introductio (1907). xxviii. 68. См. также, например, Grynaeus. Novus orbis regionum ac insularum veteribus incognitarum (1532). Это противоречило заявлению Колумба о том, что найденная им во время первых двух путешествий земля была «хорошо известной древним, а не новой, как утверждают завистники и невежи» (цит. по: Washburn. The Meaning of ‘Discovery’, 1962. 12). Даже в 1535 г. Овьедо все еще защищал точку зрения, что о существовании Нового Света просто забыли: Bataillon. L’Idée de la découverte de l’Amérique (1953). 44; O’Gorman. The Invention of America (1961), 16. По их мнению, новым был не Новый Свет, а пересечение океана.
87
Уделяя такое внимание «открытию», я предлагаю объяснение новым культурным ценностям позднего европейского Возрождения. В качестве характерной европейской ценности можно назвать и «любопытство», но тогда требуется найти объяснение, откуда вдруг взялось одобрение любопытства (которое всегда считалась грехом); благосклонно к нему стали относиться только в конце XVII в. (один из первых примеров мы найдем у Гоббса в «Природе человека» (Humane Nature, 1650), где любопытство определяется как «жажда знания»). Таким образом, одобрение любопытства следует рассматривать как следствие, а не как