1812 год в жизни А. С. Пушкина. Павел Николаев
и его поведении. Свидетельством чему является письмо управляющего Коллегией иностранных дел графа К. В. Нессельроде будущему начальнику Пушкина генералу И. Н. Инзову: «Исполненный горестей в продолжение всего своего детства молодой Пушкин оставил родительский дом, не испытывая сожаления. Лишённый сыновней привязанности, он мог иметь лишь одно чувство – страстное желание независимости. Этот ученик уже ранее проявил гениальность необыкновенную. Его ум вызывал удивление, но характер его, кажется, ускользнул от взора наставников. Он вступил в свет, сильный пламенным воображением, но слабый полным отсутствием тех внутренних чувств, которые служат заменою принципов, пока опыт не успеет дать нам истинного воспитания. Нет той крайности, в которую бы не впадал этот несчастный молодой человек, как нет и того совершенства, которого не мог бы он достигнуть высоким превосходством своих дарований…
Несколько поэтических пьес, в особенности же ода на вольность, обратили на Пушкина внимание правительства…
Г.г. Карамзин и Жуковский, осведомившись об опасностях, которым подвергся молодой поэт, поспешили предложить ему свои советы, привели его к признанию своих заблуждений и к тому, что он дал торжественное обещание отречься от них навсегда. Г. Пушкин кажется исправившимся, если верить его слезам и обещаниям. Однако эти его покровители полагают, что раскаяние его искренне… Отвечая на их мольбы, император уполномочивает меня дать молодому Пушкину отпуск и рекомендовать его вам…»
Хорошее, доброе письмо, весьма далёкое от казёнщины и официозности; ни единого намёка на ссылку и поднадзорность выпроваживаемого из столицы; удивительные забота и предупредительность в отношении заблудшего: «Судьба его будет зависеть от успехов ваших добрых советов. Соблаговолите же дать ему их. Соблаговолите просветить его неопытность, повторяя ему, что все достоинства ума без достоинств сердца почти всегда составляют преимущество гибельное и что слишком много примеров убеждают нас в том, что люди, одарённые прекрасными дарованиями, но не искавшие в религии и нравственности предохранения от опасных уклонений, были причиною несчастий как своих собственных, так и своих сограждан».
Выпроваживая поэта из Петербурга, царь (а он читал и одобрил цитируемое письмо) не закрывал для него двери столицы, а потому Нессельроде писал: «Г. Пушкин, кажется, желает избрать дипломатическое поприще и начал его в департаменте. Не желаю ничего лучшего, как дать ему место при себе, но он получит эту милость не иначе, как через ваше посредство и когда вы скажете, что он её достоин» (86, 224–226).
То есть двери для служебной карьеры оставались для Александра Сергеевича открытыми, а пока впереди была так называемая южная ссылка, проведённая не без приятностей.
Часть вторая
«Куда бы ныне я путь беспечный устремил?»
Пушкин на юге, 1820–1824
«Раевские мои».
Н. Н. Раевский. «Друг друга мы любили». Каменка. «Содержать, как злодея».
«О Кишинев, о тёмный