Это однажды случилось (сборник). Ирина Сабенникова
да и не только России, новоприбывшего человека сразу окутывали радушной домашней заботой, вовлекая в круг нехитрых, но таких милых в своей разрешимости проблем, что он переставал чувствовать себя чужим, инородным телом. Но Ереван, похожий на орган со своим собственным хорошо отлаженным звучанием, со своими выверенными тонами, не хотел слышать случайной ноты нашего присутствия, звучащей пусть и едва слышно, но не в унисон ему. И это неприятие мы почувствовали сразу и во всем: в жесткой ограненности зданий, в официозе площадей, в безразличии уличной толпы. Даже в ответах случайных прохожих, которые больше походили на стрелки неодушевленного указателя, чем на отклик живого человека, возможно, потому, что многие не говорили по-русски и просто не понимали нас. Все это постепенно вступало в противоречие с привычным для нас тезисом о единой советской культуре, и противоречие это заставляло невольно задуматься – что я для этой культуры, для этой части человечества, которая, как крепкий остов скального дворца, живет своей памятью, взирая на настоящее с большой настороженностью и недоверием. Ничто, инородное тело, которое в лучшем случае можно нивелировать, обезличить или закуклить, как закукливает какую-нибудь морскую раковину монолит розового туфа в облицовке ереванских зданий. И только случайный прохожий, выхватив ее взглядом, подивится, как это она сохранилась так обособленно в целостности камня, остановится, потрогает, потрет ладонью, желая убедиться, что ему не показалось, и пойдет своей дорогой. Готова ли я к тому, чтобы, подобно этой раковине, быть включенной в чужую культуру, всегда оставаясь для нее инородным телом? Нет, не готова.
Все ответы были найдены, и моя Венера вынуждена была согласиться с приведенными доводами.
Не всякой партии дано состояться после того, как на шахматной доске уже расставлены фигуры и даже придуман новый дебют в виде армянского гамбита. Но всякая жизнь должна быть прожита самостоятельно и в полную силу. Хорошо, что я это поняла тогда.
Словарь армянского языка стоит у меня на книжной полке вместе с другими книгами, но выглядит как-то обособленно. Я иногда натыкаюсь на него взглядом, беру в руки, листаю чуть пожелтевшие от времени страницы, испещренные почти забытыми мной буквами, и вспоминаю несостоявшийся армянский гамбит, где фигуры для игры выбирала моя Венера. Она по-прежнему живет в девятом доме гороскопа и не остается равнодушной ко всему далекому и таинственному, ведь мир так велик.
Желание быть иностранцем
Я сидела в Большом зале Московской консерватории и слушала кантату Густава Малера, вспоминала повесть Томаса Манна «Смерть в Венеции», посвященную этому композитору, и почему-то думала, что мое восприятие Венеции совершенно лишено праздничности и легкости, как у большинства моих знакомых, а окрашено в цвета будничных забот, где преобладает сине-зелено-серая гамма. Возможно, это связано с тем, что моя дочь учится в Венеции, и восприятие города тесно связано в моем