Обреченный на скитания. Книга 8. Сергей Мясищев
на щеках её играет румянец…
Видения, как заевшая кинопленка, повторялись вновь и вновь, наполняя сердце тоской. А потом пришло осознание, что этого я больше никогда не увижу – и чем быстрее забуду, тем лучше будет для всех.
И тогда пустота вернулась в мою душу. Пустота и апатия ко всему.
Открыл глаза. Всё та же пещера. Высокий свод, следы кирок на стенах… Значит, рукотворная. Где-то сбоку мерцает свет, едва разгоняя темноту тусклым свечением. Попытался пошевелиться. Опа! Что это сдавливает щиколотку? Пошевелил ногой – и характерный звон цепи уточнил, что же это.
– Приехали, – прошептал я, – вот только в кандалы меня ещё не заковывали. Едрена корень!
Дотронулся до шеи. Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд! Ошейник. Пощупал. Да, металл.
– Очухался? Кхе… кхе… кхе, – сиплый голос от противоположной стены, – во юродивая обрадуется.
– Ты кто? – выдавил я, удивляясь своему голосу.
– Я это я, а вот ты что за фрукт? На Нимгира ты ни разу не похож, – с усмешкой проговорил голос.
– Алекс я. Давно я тут?
– Та знаю, что Алекс. Во имячко-то дал Единый. Юродивая всё приговаривала: «мой Алекс» та «мой Алекс». Смех смотреть. Одно слово – юродивая. Она тебя уж, почитай, неделю обхаживает. Поначалу так ваще не уходила. Три цикла сидела подле тебя. Плакала, жалела тебя как родное дитятко. Я аж прослезился. Вычухала, однако, – рассуждал простывший голос.
– Кто это? Юродивая? – спросил я, хотя самому было глубоко безразлично, кто тут меня выхаживал и зачем. И вообще, почему я тут.
– Дивчина одна. Из дворцовых, – пояснил голос, – добрая девка. Вот и меня не гнушалась лечить. Даром что дворянка, гной из раны вычищала как заправский целитель. Вот же наградил Единый талантом.
– Почему юродивая? Звать так, что ли? – вяло проговорил я.
– Да какое там! – собеседник явно был рад поболтать. – Не знаю, как мать её называла, а тут зовут Юродивой. Воду носит по забоям, лечит, ежели кому нужно.
– Где я? – интерес шевельнулся на грани восприятия.
– Ясно где. У гномов в шахтах. Чо? Совсем память отшиб Кувалда? – участливо поинтересовался сокамерник.
– Не помню. Всё как-то не так…
– Ну ничего, – успокоил меня Сиплый, – я, ежели чего, подскажу. Меня тож, вишь, на цепь посадили. Плюнул в харю охраннику, так он, бугай здоровый, пустотейкой со всего маху ка-а-ак врежет. Думал, сдохну. Рёбра поди сломал. А Юродивая выходила. С ложечки кормила, я ж встать не мог. Это щас герой. На днях должны выпустить. Я-то сам с третьего уровня.
– А тут какой?
– Шестой. Ниже уже опасно, твари пещерные людей жрут. Да вот и твоя идёт. Слышь? Песенку поёт? Ну кто как не юродивая петь будет на каторге?
В наступившей тишине я услышал знакомый голос. Вот только откуда я его знаю? Хотя понятно, откуда: раз она неделю меня выхаживала, её голос я и слышал сквозь агонию беспамятства.
– Ты, паря, девку не обижай, – громким шёпотом предупредил Сиплый, – за неё половина братвы и все дворцовые тебе