Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки. Борис Колымагин
Даже такого сильного человека, как епископ Лука, чекистам удалось довести до невменяемости. Это обстоятельство лишний раз свидетельствует о том, что протоколы допросов не могут быть признаны Церковью как достоверный документ. В них мы можем встретить отречения от Бога и от сана, клевету на единоверцев и другие угодные следователям «признания», которых на самом деле не было. Измученный человек ставил подпись, не читая материала. И следователи дополняли его «признания» по своему усмотрению. В постсоветское время стало известно, что для ведения уголовно-следственных дел существовали две группы следователей, которые на жаргоне сотрудников НКВД назывались «литераторами» и «забойщиками». «Забойщики» выбивали подписи под протоколами, а «литераторы» составляли тексты протокола. Иногда «забойщики» выбивали из человека подпись на белом листе, куда потом вписывался нужный следователю текст, а иногда подписи под протоколами просто подделывались. А некоторые дела и вовсе составлялись уже после того, как человек был расстрелян. Поэтому на основании следственных дел нельзя, как это порой делается, однозначно решать вопрос о достоинстве страдальца быть причисленным к лику новомучеников.
И, конечно, нельзя согласиться с высказыванием бывшего секретаря комиссии по канонизации игумена Дамаскина (Орловского) о причине падения человека под пытками: «Почему тот или иной человек устоял, а другой пал – мы доподлинно не знаем, это тайна Божия. Но, как правило, нравственное падение человека во время допросов было связано с его собственным страхом, с давлением на человека его собственных помыслов. На основании изученных дел я убедился в том, что в большинстве случаев, если человек падает, то это значит, что у него проблемы с собственными страстями, а вовсе не с сотрудниками НКВД. Страшны на самом деле не страдания, а помыслы. Страшно, когда человек имеет в сердце своем какой-то другой идеал кроме Христа. Тогда, оказавшись в заключении, он всеми силами будет стараться из него выйти. А выход в таких обстоятельствах, как правило, возможен только через нравственное падение».
Практика показала, что сломать можно любого.
Ставя подпись, Лука предупредил чекистов, что никаких дальнейших показаний о деятельности контрреволюционной организации он дать не может. Тем не менее на следующее утро следователи потребовали этих показаний и после отказа их дать составили соответствующий акт. Святитель начал новую голодовку, требуя письменной возможности сообщить наркому о происшедшем (15).
Многие из тех, кто слыли друзьями семьи Войно-Ясенецких, его знакомые по профессиональной деятельности, дали показания следствию. Вот, например, что сказал следователю лечивший еще жену Валентина Феликсовича профессор М.И. Слоним:
«Протокол допроса подследственного
Слоним Михаила Ильича от 2/VI – 38 г.
ВОПРОС: Вы знали гр. Войно-Ясенецкого Валентина Феликсовича, с какого времени и при каких обстоятельствах с ним познакомились?
ОТВЕТ: