Взять хотя бы меня. Джулия Кэмерон
моими руками, то у него оказался куда более легкий и понятный стиль, чем у меня. Менее заумная и эгоистичная, моя новая проза стала более приятной. Даже мне самой она нравилась.
– Есть на свете такая вещь, которая называется «черновик», – заметили мне как-то мои творческие наставники. – Попробуй просто изливать свои мысли на бумагу. Поправить их можно и попозже – если понадобится, конечно.
Я откровенно сомневалась, что у меня получится писать вот так просто. Разве мне не положено переживать за свои тексты? Разве писательство не должно забирать у меня все, что есть? И если так не происходит, то настоящее ли это творчество?
На удивление, страницы накапливались и, кажется, получались вполне согласованными, даже имели ни на что не похожий стиль. Мне стала нравиться моя трехстраничная «квота».
– Пожалуйста, дай мне еще несколько минут, – просила я Доменику, когда она начинала капризничать, недовольная, что на нее не обращают внимания, – и мне действительно хватало всего несколько минут. Тексты вылетали из-под клавиш печатной машинки с умопомрачительной скоростью. Я по-прежнему трудилась над сценарием фильма под названием «Занятия», и диалоги со сценами словно кто-то нашептывал мне на ухо. Герои будто болтали со мной. Я не столько придумывала, сколько подслушивала. Я не столько прикидывала, что бы еще добавить, сколько перечитывала готовое, ища, от чего можно отказаться.
Все важнее становилось ощущение, что меня ведут в каком-то определенном направлении. Я будто падала в некий колодец, на дне которого меня ждал источник творчества, текущий там по собственной воле; то, к чему я подключалась как к уже существующему, а не создавала сама. Креативность – это то, что существует всегда, это константа, с сожалением поняла я теперь. Раньше я выбирала для своего вдохновения очень ненадежный источник – собственное эго и писала, опираясь на него. В то же время поток идей всегда струится рядом, доступный каждому и готовый помочь любому. Я просто была слишком чувствительна к самой себе, слишком эгоистична, чтобы позволить себе воспользоваться этим потоком. Теперь мое мировоззрение менялось, и благодаря трезвости это происходило молниеносно. Творческие способности, как я теперь понимала, – совершенно обычная вещь, а не свойство избранных сверхлюдей, за которое их все должны превозносить. Наконец в голове у меня появилась и мысль, что, возможно, Великому Творцу нравится то, что выходит из-под моего пера.
Вместо того чтобы начинать каждый свой рабочий (то есть творческий) день со страха, что у меня ничего не получится, я стала предвкушать его наступление. То был процесс открытия для себя чего-то совершенно нового. Я с любопытством ждала: а что же дальше? Постепенно я перестала воспринимать себя как «автора» – теперь я скорее считала себя кем-то вроде проводника. Обнаружилось, что я пишу лучше, когда сознание свободно от эгоизма, тянется к новому и воспринимает мир вокруг с любопытством.
Бывали дни, когда я жульничала и писала больше трех страниц: «У меня