Психотея. Антонио Менегетти
внутри (распознавание ее во внешней ситуации обеспечивает мгновенную разрядку страха или напряжения).
Можно было бы возразить, что в этом, пусть даже скованном, действии актер остается самим собой, проявляет человеческую природу и что в определенном смысле ее высвечивание является положительным моментом. Тем не менее, предъявленное действие есть хорошо завуалированное, расцвеченное с помощью превосходных технических средств выражение подавления, комплекса, поражения. Актеру позволено открыто играть болезнь, исполнять анти-искусство, утверждать нонконформизм по отношению к человеческим ценностям, уничтожать то, ради чего изначально появились искусство и исполнительское мастерство.
Как актеру удается положительно высказать вытесненное еще в детстве действие? Практически всегда формирование невроза завершается к 6–7 годам, поэтому 40-50-летний актер предъявляет публике подавленное и фрустрированное детство. Обожествляя актера, мы тем самым принимаем выражение патологии не только в смысле подавленного в человеке действия, но и патологии как чего-то невзращенного, неразвитого, инфантильного. Мы предъявляем этот материал сознанию как воспитание. В таком случае патология уже предстает под светом рампы, передает послание, утверждает эстетику, исполняет воспитательную функцию: коллективное воспитание в коллективном неврозе.
Культура тоски, насилия, отчаяния превозносит больше остальных актера, способного наилучшим образом воплотить и передать именно эти чувства. На сцене актер выражает невроз и одновременно скрывает его за техникой и под маской персонажа.
Актер не обязательно должен быть невротиком. Артистическая деятельность приближена к значению жеста, знака, слова, танца, к тому, через что опосредует себя Ин-се человека. Настоящий актер, который хочет передать успех, совершенство, рост должен уметь осознавать и исторически воплощать посредничество бытия в существовании. Если понаблюдать за зрелым человеком в момент говорения, то можно увидеть, даже не слушая слов, что движения рук, модуляция губ, взгляд передают порядок жизни, который воссоздает позитивность. При этом признанные технически совершенными жесты, телодвижения, танец многих танцовщиков и актеров вызывают некроз и стресс, что особо чувствуется на висцеральном уровне. Иногда в ходе спектакля мы оперируем лишь ментальными категориями в головном мозге, начисто забывая о постоянно функционирующем восприятии посредством всего висцеротонического поля. Часто исчерпывающий жест опровергает то, что предъявляется нам на менальном и культурном уровне.
В этом смысле мы не можем признать за общепризнанным искусством катарсической функции, потому что оно не только не устраняет вытесненного, но и подтверждает его существование, поскольку представляет, освящает вытесненный материал как искусство. Подлинный катарсис происходит лишь тогда, когда человек преодолевает собственные комплексы, достигая собственной