На восточном порубежье. Сергей Жук
хребты лесистых гор причудливой змейкой петляла она среди таежных дебрей.
Но вот разбрелись ныне ямщики по другим службам: остались, болезные, без лошадей. Четыре года назад, когда Витус Беринг двигался в Охотск, забрал в округе с собой всех лошадей: предпочел прославленный мореход водному пути конскую тягу. Полтысячи лошадей собрал и всех угробил дорогой: одни надорвались, другие от бескормицы пали. До сих пор все колеи их скелетами усеяны. А надо заметить, что лошадь в здешних местах – скотина ценная, и нескоро теперь пополнится ее поголовье.
Название реке Алдан дали тунгусы, проживающие в прибрежных таежных дебрях. В их языке есть слово «олдан» – дословно «бок», что, видимо, надо понимать как «самый большой боковой приток реки Лены». Но там же есть слово «алдун» – «каменистое место». Тоже неплохо подходит к реке, изобилующей каменными утесами и столбами; а уж каменистые, галечные берега, считай, визитная карточка Алдана. Не исключено и тюркское происхождение названия от слова «алтан» – «золото», которое в достатке добывают по руслу реки и ее притоком, но тогда, получается, золотой промысел процветал здесь задолго до прихода русских.
В любом случае место здесь благолепное, и люди селились на берегах Алдана уже многие тысячелетия, доказательством чему – многочисленные наскальные рисунки по побережью.
Нижний Алдан спокоен. Его русло вольготно раскинулось рукавами по долине. Течение чуть заметно, а ширина доходит до нескольких верст. Места уловистые. По осени якутский и прочий люд заготавливают здесь рыбу. А рыба уж всем на диво: река собрала лучшие виды со всей Сибири. Есть все, начиная от плотвы и тугуна, кончая тайменем, нельмой и осетром.
Солнце отчаянно пытается прогреть вечную северную мерзлоту. В это время температура за тридцать градусов. Словно в насмешку над светилом, в тени ущелий, обрывов, прибрежных скал прячутся огромные глыбы льда, но ручейки, предательски журча, выдают их, наполняя округу жизнеутверждающей мелодией. Попутный ветер, раздув паруса, без особого труда справляется с течением. Разомлевшие от жары казаки вяло перебирают снасти. Три последних струга из партии Шестакова идут вверх по Алдану; на переднем – сам казачий голова. Думы думает.
«Не просто все обернулось, – размышлял казак. – Загубили дело изменные и воровские людишки, как теперь выправить? Оружие, справа – все в достатке, а вот людей мало. Не осилить таким число задуманное, не охватить весь огромный край!
Крепко пришлось думу думать. Негде более служилых казаков прибрать, а действовать надо быстро, иначе капитан Павлуцкий и тут делу напортит. Получалось, что выход один – пытаться сформировать объединенный отряд из казаков Охотска, Анадырского острога и Большерецкого, что на Камчатке.
«Ватага хоть и невелика выйдет – от силы десятков пять наберется – но казаки в острогах матерые, каждый двоих, а то и троих стоит», – к такому выводу пришел Шестаков.
Миновали Мамонтову гору: от нее веяло холодом и вечностью, отчего у человека пробегала дрожь по всему