Романовы на фронтах Первой мировой. Илья Ковалев
происходят часто. Иногда очень хочется вас увидать, побыть с вами. Я теперь так сильно чувствую это. И чувствую, и знаю, что вы там далеко вспоминаете нас, стараетесь нам помочь. Это очень нас всех ободряет. Я становлюсь «пипс» и мне стыдно перед товарищами, которые могут заметить, что слёзы у меня навернулись на глаза.
Были дни очень тяжёлые. Одну ночь сплошь мы шли напролёт. Солдаты засыпали на ходу. Я несколько раз совсем валился на бок и просыпался всегда, ко счастию, вовремя.
Самое неприятное – это дождь. Нужны очень бурки, которые больше греют, чем пальто.
Где Костя? Что он? Ничего не знаем. Слыхали и читали у тебя или у Татианы в письме, что его товарищ Аккерман ранен около него. Да хранит его Бог. Все за это время сделались гораздо более набожными, чем раньше. К обедне или ко всенощной ходят все… Церковь полна…
Маленькая подробность – последний раз я ходил в одном и том же белье 14 дней!!! Обоз был далеко, и все офицеры остались без белья, без кухни, без ничего… Варили гусей чуть ли не сами. Я сам зарезал однажды на собрание 20 кур. Это, может быть, противно и гадко, но иначе мы были бы голодны. Никогда в жизни не было у меня такого желания есть, как теперь. Белого хлеба – нет! Иногда и чёрного нет. Сахара очень мало. Иногда чай бывает без сахара. Но на стоянках картина меняется. Тогда мы получаем вдруг шоколад, даже какао и чай, и папиросы, и сахар. Все наедаются, а потом ложатся спать. Часто во время похода ложимся на землю, засыпаем на 5 минут. Вдруг команда «По коням!». Ничего не понимаешь, вскарабкиваешься на несчастную лошадь, которая может быть уже дня три не ела овса, и катишь дальше. Расскажи это Климову, которому мы все кланяемся и часто жалеем, что он не с нами. Скажи ему, что Диана сделала подо мной около 1000 верст по Германии, немного хромает на правую переднюю, т. к. случайно растянула связки пута. Иногда хромота проходит. Ей пришлось прыгать в день по сотне канав и каких канав. Идёт она великолепно, и я всегда сам ставлю её в закрытое помещение. Все наши люди здоровы. Передай это, пожалуйста, их семействам. Макаров, Кухар, Аверин получили письма. Макаров – несколько писем. У меня вестовой – столяр Мраморного дворца, шурин Румянцева, маляра. Вот совпадение! Гаврюша и Мачупан – великолепно действуют, вид у них прекрасный!
Обнимаем вас всех. Спасибо за письма. Милому Георгию спасибо от нас, братьев, за иконы. Молитесь за нас. Да поможет Бог нашим войскам поскорее одержать победу.
Дяденьку и тётю Олю обнимаем.
Твой собственный Олежка»[70].
«26 сентября 1914 г.
10 часов утра
Дорогие Папа и Мама.
Мы сидим в фольварке в виду Владиславова и слышим артиллерийские и пулемётные выстрелы. Сейчас кричат, чтобы перевозили привезённого пехотного не нашего офицера. Вчера был большой праздник. Получили массу посылок. Шлемы тёти Оли и Татианы, о которых мы мечтали, пришлись очень кстати. Пишу плохо, прислонившись к дереву. Кирасир вольноопределяющийся должен сейчас уезжать. Все, и офицеры, и мы, здоровы. Утром морозит. Нужны перчатки (не рукавички) солдатам, и фуфайки, и белье, и табак. Поклоны всем, и Шадевичу, и Гарфельде, и Юдину.
Молитесь за нас… (письма с фронта князя Олега Константиновича) / вступ. ст., публ. и коммент. Т.А. Лобашковой // Отечественные архивы. 1995. № 2. С. 103–109.