Следопыт, или На берегах Онтарио. Джеймс Фенимор Купер
Нет, нет, не война и кровопролитие – мое призвание в жизни, а милосердие и мир. И все же мне приходится грудь с грудью встречать врага, а что до мингов – я смотрю на них, как человек смотрит на змей: этих гадин надо давить каблуком, где только ни попадутся.
– Вот так так! Для меня это новость! А я-то принимал вас за заправского военного, вроде наших корабельных канониров[31]. Но возьмите моего зятя. Шестнадцати лет он пошел в солдаты и считает, что это такое же почтенное занятие, как морское дело, а это такой вздор, что мне и спорить с ним неохота.
– Батюшка смолоду научен уважать ремесло солдата, – отозвалась Мэйбл. – Он унаследовал его от своего отца.
– Верно, верно, – сказал Следопыт, – наш сержант – военная косточка и по натуре, и по призванию, и на все он смотрит поверх прицела. Забрал себе в голову, будто армейский мушкет благороднее охотничьего карабина. Такие заблуждения вырабатываются у людей как следствие укоренившейся привычки. Предрассудки у нас – повальная болезнь.
– Да, но только на берегу, – отпарировал Кэп. – Всегда, как ворочусь из обратного рейса, прихожу к этому выводу. А уж в последний мой приезд в Йорк я не встретил ни одного человека, с которым мы не говорили бы на разных языках, чего ни коснись. Большинство идет по ветру, а кто не хочет идти в кильватерном строю, делает поворот оверштаг[32] и кренится на противоположный борт.
– Вы что-нибудь понимаете, Джаспер? – шепнула Мэйбл юноше, который по-прежнему неотлучно следовал за ними в своей пироге.
Джасперу послышался в ее вопросе затаенный иронический смешок.
– Между Пресной и Соленой Водой не такая уж разница, чтобы они не могли сговориться. Не бог весть какая заслуга, Мэйбл, понимать язык нашего ремесла.
– Уж что-что, а даже религия, – продолжал Кэп, – нынче не стоит на месте, как это было в моей молодости. Ее вытравливают[33] и выбирают с берега, и кренят, и раскачивают – немудрено, что ее когда и заедает. Все меняется, кроме одного только компаса, но и тут бывают разновидности.
– А я-то думал, – сказал Следопыт, – что христианство и компас не меняются.
– Они и не меняются на корабле, не считая, конечно, что бывают их разновидности. Религия на борту ни на йоту не изменилась с тех пор, как я первый раз обмакнул кисть в смоляную бочку. На борту религия в одном положении – что сейчас, что когда я был юнгой. Не то на берегу. Поверьте, мастер Следопыт, трудно нынче найти человека на суше, который смотрел бы на эти вещи, как сорок лет назад.
– Но ведь Бог не изменился, дело его не изменилось, его святое слово не изменилось, и, стало быть, те, кому должно славить и чтить его имя, тоже не должны меняться!
– То-то и есть, что на берегу все меняется. Нет ничего хуже этих вечных перемен! У вас на земле все в движении, и только кажется, будто каждая вещь стоит на своем месте. Посадишь дерево, уедешь, а вернешься годика через три – его и не узнать, так оно изменилось. Растут города, появляются новые