По кличке Рейнджер. Сергей Зверев
я столько денег на твоих солдат трачу?
Алтаец не ответил. Он имел привычку не реагировать на дурацкие вопросы.
Бандера запыхтел. Когда он нервничал, его дыхание становилось астматически сиплым. Лицо покраснело еще больше.
– А как такой вариант? – предложил он. – Амаров попадает в засаду. И летит его душа к гуриям в рай.
– Героически гибнет, – хмыкнул Жиган.
– Не героически, а как блядь плечевая, – возразил вор в законе. – Списывается все на «красноармейцев».
– Как списывается?
– Трудно ли умеючи? И пускай мамеды «красноармейских» отморозков мочат. Окружающую среду облагораживают. Мы со стороны наблюдаем. И ни при чем.
– Можно подумать, – кивнул Алтаец.
– Жиган, ты за рулем, а не за штурвалом! – прикрикнул Бандера. – С обочины слетим!
Джип несся с бешеной скоростью и обгонял машины одну за другой.
– Какой русский не любит быстрой езды, – улыбнулся во весь свой белозубый рот Жиган.
– Русский. Морда румынская, – хмыкнул Бандера.
– Зато какая морда. Красивая. Внушающая доверие.
– Все, зажурчал, как вода в сортире, – недовольно буркнул вор в законе.
– А вас мысль не посещала, что базар у азера не совсем дешевый был?
– Ты о чем, Жиган? – нахмурился Бандера, вцепляясь пальцами в подголовник и дернув на себя так, что голова Жигана мотнулась.
– А что, если азеров в долю взять? Действительно, таких возможностей, как у них, по транспортировке и реализации наркотиков нет ни у кого!
– Та-ак, – протянул Бандера.
– А чего, я не прав? – Жиган сбросил газ, и стрелка на спидометре сползла до отметки восемьдесят километров в час.
– Ты хорошо подумал, Жиган?
– А чего, Бандера? Я что думаю – то говорю. Все лучше, чем камень за пазухой держать.
– Ты когда-нибудь слышал такое слово – принцип?
– Читал. В словаре устаревших слов.
– Глянь, Алтаец, какого кадра вырастили, – усмехнулся вор в законе. Долго он злиться на Жигана не мог. Волны обаяния, исходившие от него, глушили агрессию пахана и действовали успокаивающе.
– А чего, не прав?
– Не прав. Принципы, Жиган, – это святое, – улыбнулся Бандера.
Он лукавил. Сам он со всеми принципами расстался в далеком детстве. Единственное, что признавал, – это право силы и хитрости. Всю жизнь извивался, кидал людей, как карты, приближал к себе, отдалял, продавал, убивал. Всю жизнь он, одинокий зверь, мчался по узкой тропке. С одной стороны скалились недруги и конкуренты из блатных. С другой стороны стояли с топорами, факелами и кольями менты – тоже загонщики. Больше всего Бандере нравилось переключать их внимание со своей персоны друг на друга. Таскать жар чужими руками. А тут уж не до принципов. Но на досуге он любил порассуждать о морали, нравственности и святости воровского закона, о который он давно вытер ноги и о котором вспоминал, лишь когда это было выгодно.
– Союзу с черными не быть, – сурово порешил Бандера с пафосом античного