Посею нежность – взойдет любовь. Берта Ландау
отец их пил.
Рыся не могла припомнить времени, когда дела обстояли иначе. Дочери впоследствии расспрашивали маму, как так получилось, что она, красивая, веселая, успешная, уверенная в себе, популярная среди друзей, умная, одаренная, связала свою жизнь с таким… человеком. Слово «Человек» произносилось с запинкой. Потому что «Человеком» отец был, выглядел и вел себя далеко не всегда. И чем дальше, тем реже.
– Я полюбила, – оправдывалась мама. – Он такой явился мне красивый. С ним всегда казалось интересно, легко, надежно. И я подумала: вот от него у меня будут дети. Красивые, умные, замечательные дети.
– И что? Ты не видела до свадьбы, какой он бывает? – не верила Рыська.
– Даже представить себе не могла. Не думала о таком. Хотя сейчас понимаю: проявлялись знаки, сигналы. Но я этих знаков не понимала, не опасалась. Хотя надо, надо было.
В их студенческие времена все пили. Поддавали, киряли, надирались, бухали, квасили – много в родном языке слов, обозначающих неприглядную вонючую сущность. Это у них считалось доблестью: собраться и напиться. Иначе скучно. А так вроде весело. И общаться легко. Программа сразу прояснялась: лихо выпить до дна, не поморщившись, а потом как-то и разговор проще складывался и – опять же – к девчонкам клеиться легче. Без лишних рефлексий. Пили если не все поголовно, то многие. С первого курса. Кого-то не очень забирало, но были такие, кто втягивался, хотя признаваться себе в этом никто не собирался. Ну, что такого, если человек в компании выпьет рюмку-другую-третью? Он что – хуже станет от этого качеством? Проспится, протрезвеет и за дела. Девчонки, кстати, тоже вполне себе позволяли. Ну правда, почему нет? Общаться – точно – легче. Многие потом выходили замуж, женились, остепенялись. Но многие, хоть и женились, остепениться уже не могли. Химическая реакция такая складывалась, что организм постоянно нуждался в алкоголе. А у некоторых полюбивших процесс вливания в себя «зеленого змия» и дополнительная опция имелась. Под названием «патологическое опьянение». Так гены у кое-кого оказывались трагически устроены.
Тут никакой не национализм или фашизм. Никаких бесчеловечных и антигуманных теорий – ни-ни-ни. Просто ученые давно установили, что представители разных народов по-разному реагируют на алкоголь, кто дольше привыкает, кто скорее, а кто и способен спиться в момент, подсесть на этот продукт так, что уж не отдерешь никоим образом.
Вот, например, малые народы Севера – все живут на алкоголе. Как машины на бензине, не могут без него, и все тут. Подсели и слезать не собираются. А и собрались бы – вряд ли бы сумели. Это такая штука – лучше не браться.
То же самое с народами угро-финской группы. Эта интересная группа представлена разнообразными и непохожими друг на друга нациями: финны, мадьяры, эстонцы, чуваши – что, казалось бы, общего? Ученые, однако, общее это нашли в устройстве их языков. А потом оказалось, что и не только в этом. К алкоголю эти народы привыкают быстрее других. И в состоянии опьянения делаются особенно непохожими на людей: буянят, теряя человеческое достоинство