Эдди Рознер: шмаляем джаз, холера ясна!. Дмитрий Драгилев
в Берлине капельмейстер скрипач Вилли Розе-Петёзи. Рознер и Розе – хорошо сочетающиеся фамилии. Салонный оркестр этого скрипача уже в первой половине двадцатых годов записал на пластинки композиции с весьма красноречивыми названиями: «Шанхайский блюз», I know a band… from dixieland. Впрочем, не обольщайтесь. Нетрудно догадаться, что салонные оркестры Германии и «блюз», и «диксиленд» играли, руководствуясь правилами, принятыми в оперетте при исполнении модных танцев. Да и танцы эти были, скорее, стилизациями, приспособленными для нужд музыкальной комедии. Даже синкопы чарльстона у Розе-Петёзи напоминали чардаш. Недаром танец шимми из «Баядеры» Кальмана звучал в оркестре из сезона в сезон. Однако Розе-Петёзи имел регулярные ангажементы в Гамбурге и контракт с берлинским антрепризным театром Рудольфа Нельсона. А тот был в Берлине кем-то вроде легендарного Зигфильда в Штатах, главного шоу-специалиста довоенного Бродвея.
Файв-о-клок в отеле «Эспланада». 1926
Превратив скрипку в «запасной инструмент», Ади поступил более чем разумно. Чего-чего, но нехватки эффектных скрипачей столица Германии не испытывала. При этом многие сумели здесь добиться славы как модные капельмейстеры.
Самые известные могли похвастать украинским, белорусским или польским прошлым. В Киеве родились Ефим Шахмайстер и Лев Гольцман, в Борисове – Самуил Баскин. Из России родом был Илья Лифшакофф, а Пауль Годвин попал в Берлин из маленького силезского местечка, над которым недавно парил двуглавый орел царской России.
Музыка венских кондитерских, парков и кафехаузов по-прежнему пользовалась спросом. Как говорится, всякий почтенный берлинец не прочь заглянуть в заведение, устроенное на австрийский лад, где можно не только заказать кофе и кухен[4], но и бесплатно почитать свежую газету. Однако в конце двадцатых даже самому завзятому салонному скрипачу уже некуда было деться от джаза. Процветали файв-о-клоки, танцы к чаю в пять.
Уроженец Львова скрипач Марек Вебер джаз не любил. Ветеран «малой сцены», он в 1928 году разменял пятый десяток и чувствовал себя слишком старым для этой «нервической» музыки. Регулярные выступления в самом фешенебельном берлинском отеле «Адлон» приносили стабильный и солидный доход. Но совсем игнорировать жанр, которым восхищалась молодежь, было невозможно. А значит, нужно пригласить в оркестр увлеченных молодых музыкантов. Ади оказался в их числе.
Кое-что совпадает у Марека Вебера и Ади Рознера. Во-первых, господин Вебер учился в консерватории Штерна. Во-вторых, у него (согласно биографам) был альтернативный шанс стать врачом. Ну и, наконец, он тоже носил маленькие щеголеватые усики… Советскому слушателю оркестр Вебера был знаком как минимум двумя записями – танго Оскара Строка «Черные глаза» (первое исполнение!) и пасодоблем «Рио-Рита», гремевшим в середине тридцатых едва ли не с каждого патефона. Рознер проработал в этом коллективе недолго, но именно тогда он окончательно вырос в трубача-солиста.
Кусочек торта, пирога (нем.).